С заместителем министра экономического развития и торговли Максимом Нефьодовым #Буквы встретились в понедельник, 1 февраля. Впрочем, тогда еще ничего не предвещало бурных событий последующих дней. Так, после громкого заявления Айвараса Абромавичуса об отставке с должности министра ведомства Максим Нефьодов и несколько других заместителей министра приняли решение, что в случае ухода Абромавичуса уйдут следом за ним, сделав соответствующее заявление.

Молодой и прогрессивный инвестбанкир Максим Нефьодов пришел на работу в Министерство в феврале 2015 года, где отвечает за направления госзакупок, техническое регулирование, регулирование внешнеэкономической деятельности и работу с международными донорами. Именно под кураторством Нефьодова команда экспертов и волонтеров запустила систему электронных госзакупок ProZorro — самую видную из реформ ведомства. В результате принятия закона “О публичных госзакупках” в конце декабря ProZorro выйдет на общегосударственный уровень. Согласно принятому закону, на систему электронных торгов в 2016 году перейдут все госпредприятия и госзаказы.

Вместе с тем в своем заявлении об уходе Нефьодов отметил, что готов и в дальнейшем продолжать работать для страны, поскольку считает необходимым завершить начатые реформы в Министерстве – вне завимисти от того, будет ли он на должности заместителя министра или же в качестве волонтера, активиста или советника.

#Буквы общались с Максимом Нефьодовым о том, каково инвестиционному банкиру работать на государственной службе, в чем состоит реформа госзакупок и, в частности, система электронных госзакупок ProZorro.

Многие люди, которые лично знакомы с вами, называют вас перфекционистом. Вы можете согласиться с таким описанием?

Сложный вопрос. На самом деле я просто ценю эффективность в исполнении практически всех задач. Следовательно, c какой-то точки зрения — да. Но я точно не страдаю желанием доводить все до идеала.

Более того, я даже вижу это как одну из больших проблем в государственной политике, поскольку считается, что любой документ должен быть идеальным образом со всеми согласован, учитывать все мнения и так далее.

В реформах это часто только мешает. Реформу нельзя делать без проб и ошибок, так как это по определению какие-то изменения и что-то новое. И в случае, если бы мы изначально знали, каковым это новое должно быть, трудно было бы назвать это изменениями.

Таким образом, я скорее сторонник прагматичного подхода — и в работе, и в реформировании.

IMG 7273

Как известно, до прихода на работу в Министерство вы были инвестиционным банкиром. Какую оценку лично вы дали бы своей работе в качестве инвестбанкира? Учитывая тот факт, что данный вид деятельности во многом связан с риском.

Особо никто не жаловался. Руководство и клиенты были довольны теми результатами, которые я показывал. Наверное, я был точно не самым плохим инвестбанкиром.

Был ли я самым лучшим — это также вопрос достаточно субъективный. И особым образом расхваливать или рекламировать результаты — с моей стороны было бы довольно странно. Пусть их оценивают коллеги, журналисты, представители рынка, конкуренты.

Естественно, что всегда хочется большего, учитывая экономический кризис, который начался в Украине задолго до событий Майдана. Соответственно, были довольно тяжелые экономические реалии, в которых приходилось работать.

Любые инвестиции — это вложить 10 и получить 30, к примеру. А когда рынок сжимается, и все люди могут только хвастаться тем, у кого меньше потери, а не у кого больше рост — конечно, это довольно трудная и нервная обстановка.

Бизнесмены, работавшие с вами в сфере инвестиционного банкинга, охарактеризовали вас как человека, который слишком заботится о своей репутации. Иногда даже в ущерб эффективности и, соответственно, денежным интересам. Вы согласны с такой оценкой?

Это очень странное определение. Знаете, как рыба не бывает первой, второй, третьей свежести, так же и репутация — она не может быть немножко запятнанной, чуть-чуть запятнанной или же средне запятнанной.

По большому счету, когда ты занимаешься инвестбизнесом, репутация — это все, что у тебя есть. Это то, благодаря чему люди заключают или не заключают с тобой сделку. Это значит, что твое слово в переговорах чего-то стоит или оно ничего стоит.

Поэтому для меня эти слова достаточно грустные и показывают ту высокую толерантность к коррупции, которая существует. И в то же время обидно с точки зрения того, сколько еще надо поменять в нашем обществе.

Мы часто сталкиваемся с коррупцией на госслужбе. Собственно, это наш главный враг, с которым мы сражаемся, — коррупция и неэффективность. И конечно же, такие укоренившиеся симптомы показывают, что бороться еще предстоит довольно долго. Так же и здесь не бывает каких-то полумер. Ты или идешь на сделку с совестью, или не идешь.

Полезен ли ваш опыт, полученный при инвестиционно-банковской деятельности, в сегодняшней должности?

Фактически именно из-за этого опыта меня и наняли. Собственно говоря, я же не просто хороший парень, который где-то и над чем-то работал и чего-то там добился или же заработал.

В целом те вещи, которыми я занимался, будучи управляющим партнером инвестфонда, — это как раз и есть управление изменениями. Мы покупали бизнес, меняли менеджмент и технологии, инвестировали в новое оборудование, выход на новые рынки, запуск новых брендов и так далее.

Опыт, приобретенный в этом виде деятельности, довольно релевантен к тому первому этапу реформ, которым мы сейчас занимаемся. Грубо говоря, так же, как я реформировал старые советские предприятия, так и сейчас я реформирую старое советское министерство. С позиции аналогии — это в действительности один к одному.

Вероятно, в отличие от каких-то моих коллег в других органах, лично меня абсолютно ничего не удивляет и негативно не шокирует. То, с чем я столкнулся, — это все те вещи, которых я ожидал. Даже с некой точки зрения ситуация лучше, чем я себе представлял, когда сюда шел.

Поэтому именно за эти качества Айварас меня, в общем-то, и нанял. В то же время я понимаю, что наступит какой-то момент, когда этих качеств будет недостаточно для того, чтобы эффективно продолжать следующий этап реформ, и, наверное, тогда меня должен заменить человек более подходящий времени.

Непосредственно до перехода в Министерство вы работали управляющим партнером инвестиционного фонда Icon Private Equity, верно? Да, верно.

В СМИ неоднократно писали о том, что конечным бенефициаром этого фонда является Виктор Пинчук. Это правда?

Он был одним из инвесторов.

Не приписывают ли вам из-за этого факта связь с Пинчуком?

За 4 года работы в фонде Виктора Михайловича я видел раза 2 или 3. Более того, могу сказать, что, будучи уже на госслужбе, я видел его больше —  раза 4.

На самом деле мне это понятно. У нас в Украине достаточно, так сказать, конспирологическое мышление. Соответственно, все чьи-то ставленники, и все не просто так.

Я бы сказал, если вы хотите строить конспирологическую теорию, то вы можете ее строить по заговору инвестбанкиров. Так как с Пивоварским 4 года назад я сидел за соседним столом, а с Наталкой Яресько мы были конкурентами.

Но повторюсь, как раз найм на госслужбу был весьма меритократическим. Мне бы, конечно, очень хотелось верить, что Виктор Пинчук знал о моем существовании, — мне бы это очень польстило даже. Поэтому я очень сомневаюсь, что он и вовсе знал о моем переходе на госслужбу.

IMG 7304

Есть ли у вас политические амбиции?

Точно нет.

Дело в том, что политические амбиции идут в разрез с технократическими и менеджерскими задачами. Я являюсь менеджером, и моя задача — решать проблемы, цели и вызовы максимально эффективным путем.

Задача политика —другая. Задача политика — добиваться, бороться за власть. И это совершенно другой комплекс задач. Он для меня достаточно непонятен. И если бы я был политиком, это точно бы мешало моей работе.

Я выступаю за то, чтобы делать реформы максимально эффективным способом. А не за то, чтобы делить их на те, которые делают представители моей политической партии или же не моей политической партии; которые делают люди, с которыми мы сегодня, к примеру, дружим в Парламенте, или с которыми поругались.

Пытаюсь абстрагироваться от этих вопросов, поскольку у меня есть фронт, на котором я считаю себя менеджером. А задача менеджера — использовать имеющиеся ресурсы максимально эффективно и добиваться результата.

А министерские амбиции?

Опять же таки, я рассматриваю себя в качестве человека, который пришел для решения конкретных задач. Я точно не хочу быть кадровым госчиновником, даже из-за того, что работа на госслужбе довольно тяжелая и неприятная. Скажу вам откровенно.

Таким образом, мнение о кадровых амбициях звучит для меня как вопрос: “Готов ли ты взвалить на себя в два раза больший камень?” Пока для меня это, мягко говоря, не звучит как какая-то заманчивая перспектива. Скорее — наоборот.

Давайте поговорим о ProZorro. Насколько известно, вы являетесь одним из создателей и, собственно, одним из инициаторов запуска проекта системы электронных торгов ProZorro, который нацелен на кардинальную революцию в сфере госзакупок. Расскажите немного о проекте.

Немного вас поправлю. Я точно не являюсь ни создателем, ни инициатором этой системы. Ее создали и начали инициировать еще во времена Майдана — даже, собственно говоря, до того, как Майдан победил. В частности, среди создателей и инициаторов — Александр Стародубцев, Кристина Гуцалова, потом к ним присоединился Андрей Кучеренко, который отвечает за всю IT-часть.

Я отвечаю в целом за реформу госзакупок. И моя задача как менеджера — использовать все ресурсы, которые есть. Естественно, использовать и привлечь активность, труд и инициативу тех людей, у которых есть желание что-либо делать в этой отрасли, — абсолютно логично.

Так, придя в Министерство, я сразу предложил Александру Стародубцеву возглавить департамент госзакупок, и очень счастлив, что он согласился. Также очень счастлив, что Кристина Гуцалова вскоре после этого заняла должность проектного менеджера Национальной рады реформ как раз по реформе госзакупок и помогает нам с этой стороны. Андрей Кучеренко сейчас работает в Вооруженных силах Украины при Генштабе — соответственно, помогает нам в этом направлении.

И хотя система ProZorro —очень значима для реформирования, но это один из 14 блоков реформы госзакупок, которой мы, собственно, занимаемся. Безусловно, с точки зрения влияния, ProZorro — самый громкий и видимый по непосредственной результативности. Если же говорить о наиболее значимом блоке — вероятно, значимы все.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Яценюк надеется сэкономить благодаря электронным госзакупкам минимум 5 млрд гривен

Это как линия фронта. Потому что в госзакупках идет война. Война между теми, кто хочет украсть или кому все равно, как используются государственные деньги, и теми, кто борется за эффективность их использования. Так же, как мы стараемся закрывать все «дырки» в этой системе, так и другая сторона максимально их ищет. И говорить, что можно удержать фронт, занимая исключительно одну из позиций, при этом не удерживая другие, — к сожалению, невозможно.

Чем, собственно, значимо ProZorro — тем, что это один из элементов, который позволяет коренным образом изменить правила игры. У нас в стране госзакупки ассоциируются с коррупцией, которая, в свою очередь, приводит к колоссальным потерям — мы оцениваем их как минимум в 50 млрд грн. в год. И решить данные проблемы, лишь упрашивая людей работать эффективнее, — это смешно. Иначе это будет повторением того же, что делается, однако люди каким-то образом должны делать это в 10 раз лучше. А так в жизни практически не бывает.

Всем кажется, что исключительно политической волей, командным голосом, “рыком” и стучанием кулаком можно добиться максимального результата. Но это не так, если ты не дашь людям новые инструменты.

В то же время те ресурсы, которые я имею для проведения реформы госзакупок, – ограничены. Ситуация в данной отрасли плачевна. У нас 25 тысяч тендерных комитетов, в них сидят сотни тысяч людей, которые, дай бог, закон о госзакупках прочли. Но, скорее всего, они его и вовсе не читали. И это не шутка, поверьте. Это ведь неоплачиваемая работа, этих людей никто не обучает процессу госзакупок, и они не являются профессионалами в данной сфере.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Какими достижениями украинцев в 2015 г. можно гордиться

И в случае, если мы не можем заставить их работать лучше и нет финансового ресурса для соответственной заработной платы, мы должны запустить систему, которая позволяет работать в отрасли госзакупок даже человеку не очень мотивированному, не очень честному и не очень правильному.

С этой целью мы строим электронную систему, которой намного сложнее дискриминировать поставщика, не допуская его к торгам; где вы не можете повлиять на процесс выбора победителя, поскольку он происходит путем анонимного аукциона, и вам раскрывается только тот участник, который в итоге победил. Во время непосредственного проведения торга вам видны “участник 1”, “участник 2”, “участник 3” — то есть вы не знаете, кто они.

Кроме того, в данной системе казначейство, например, не проведет вам платеж, пока не будет загружен электронный договор и не будет закрыта транзакция. В связи с тем, что в этой системе все данные прозрачные и открытые, их можно легко сравнивать между собой, строить по ним риск-менеджмент и так далее.

Этот инструмент действительно позволяет кардинально изменить правила игры и предложить ряд дополнительных инициатив по усовершенствованию. В частности, это и риск-менеджмент, который позволяет отсеивать подозрительные тендеры и фиктивные предприятия.

IMG 7278

Хорошо. Но ведь уже был прецедент, когда победитель редукциона не явился для подписания контракта, из-за чего тендер перешел к следующему претенденту.

Это абсолютно нормальная ситуация.

Но это же может прямо свидетельствовать о наличии сговора между участниками.

Конечно. Это может свидетельствовать о сговоре. Это может свидетельствовать об ошибке человека при введении данных. И это может свидетельствовать о том, что человек передумал. То же самое касается и госзаказчика. Пока не подписан договор, любая из сторон может в этих условиях фактически отказаться от осуществления транзакции.

И в той ситуации, которую вы имели в виду, с закупкой продуктов питания в Минобороны, — это пример того, как система сработала надлежащим образом. Была довольно жесткая конкуренция между 5 участниками в торгах, разница между первым и вторым местом состояла в нескольких процентах, победитель по каким-то причинам отказался. Мы не знаем почему, так как с их стороны — полное молчание по этому поводу. Соответственно, право хода перешло ко второму участнику по цене. Это абсолютно нормально.

В некоторых случаях, когда в действительности речь идет о каких-то бесперебойных закупках, у заказчика есть все инструменты для того, чтобы отсеивать подобные факты. Например, использовать электронные гарантии.

Какой механизм действия этих гарантий?

Для участия в торгах лицо должно дать гарантию на сумму в размере определенного процента от стоимости сделки. С одной стороны, это минус, поскольку это дополнительное ограничение, которое снижает конкуренцию. С другой стороны, это гарантирует участие в торгах более серьезно настроенных компаний.

То есть такие инструментарии предусмотрены. И каждый заказчик, в зависимости от своей ситуации — уровня конкуренции и срочности закупки, должен их варьировать для того, чтобы осуществить закупку эффективным способом. В конечном итоге каждая закупка является индивидуальной, и надеяться на то, что ее вместо вас решит компьютер, — также достаточно наивно.

Для запуска реформы госзакупок и ее реализации нужны же немалые средства. Каков источник финансирования?

Источник финансирования этой реформы, как и, к сожалению, многих других — это только деньги доноров. Во-первых, нам очень тяжело просить деньги из госбюджета, поскольку в стране идет война. Если еще и мы будем требовать какие-то средства — это будет психологически тяжело и не совсем корректно.

Помимо того, сама особенность выделения бюджетного финансирования такова, что делать на эти деньги реформу крайне трудно. Бюджетное финансирование не поощряет риск. Вы не можете взять деньги из бюджета, а потом сказать: “У меня не получилось”. К тому же сама процедура получения бюджетных средств довольно длительная.

Таким образом, никаких других альтернатив, кроме финансирования от доноров в данной ситуации, к сожалению или к счастью, нет. Впрочем, я считаю, что наша реформа с точки зрения эффективности использования донорских средств — одна из самых лучших. Так как я прямо могу отметить, что, потратив от запуска к нынешнему моменту (прим. — от февраля 2015 года до конца 2015 года) где-то примерно 200 тысяч долларов донорских денег, мы сэкономили для бюджета Украины уже больше 500 млн гривен.

Кто эти доноры?

Самый большой донор — это фонд WNISEF. Они дали ориентировочно 150 тысяч долл. Второй по размеру донор — это немецкий фонд GIZ. Они дали 70 тысяч евро — 60 тысяч в виде денег и 10 тысяч в виде технической помощи и офисного оборудования.

Также мы получили деньги от фонда Сороса “Видродження”, от Европейского банка реконструкции и развития, получили помощь от проектов ЕС по гармонизации системы закупок. Мы получили донорскую помощь от площадок, которые являются нашими партнерами в проекте. И, конечно же, мы получили много помощи в качестве труда и других вещей по суперсниженным ценам от многих волонтеров, которые участвуют в проекте.

По нашим оценкам, разработка реформы ProZorro в суме обойдется нам до конца 2016 года максимум в полмиллиона долларов. Для сравнения, корейцы предлагали купить нам такую систему (без локализации) за 10 млн долларов.

На своей странице в Facebook вы писали о том, что 27 января в Кривом Роге депутаты горсовета провалили голосование за переход на систему ProZorro. С чем это связано?

Когда мы говорим о том, что у нас есть сопротивление реформе, — это именно тот случай. Ведь, с одной стороны, никто же не выходит и открыто не говорит, что выступает против прозрачных закупок. С другой стороны, это свидетельствует о том, что все же некоторые по тем или иным причинам оказывают сопротивление.

Более того, нам известно множество фактов очень подозрительных закупок в Кривом Роге. Надеюсь, что этот факт будет публичным и покажет, как Кривой Рог относится к деньгам своих горожан.

Видимо, они считают, что закупать прозрачно и эффективно — это ни к чему, а наоборот — нужно все скрыть и замаскировать.

К сожалению, действительно существует такое сопротивление, и не только в Кривом Роге. Мы и в Днепропетровском горсовете только с четвертого раза проголосовали за присоединение к системе ProZorro. Но сегодня это регион уже один из лидеров по внедрению электронной системы госзакупок.

IMG 7305 2

В декабре Парламент принял закон “О публичных закупках”, который обязует переход всех госзаказов и госзакупок в электронный формат. В том числе, к примеру, и тот же Кривой Рог, который не проголосовал теперь.

Да. Но закон, как и любой закон о госзакупках, касается надпороговых закупок — те закупки, сумма которых превышает 200 тыс. грн. для товаров и услуг, и до 1,5 млн грн. – для работ. Допороговые закупки по-прежнему остаются в полномочии в том числе и местных властей.

К примеру, в настоящий момент все закупки, которые проводятся в ProZorro, кроме закупок Минобороны, — это допороговые закупки. В них принимают участие те, кто добровольно присоединился. Таким образом, Мариуполь — последний из тех, кто добровольно присоединился к системе. Кривой Рог, как видим, отказывается.

В проведении надпороговых закупок, согласно закону, с 1 апреля центральные органы власти, а с 1 августа местные органы обязаны перейти на систему ProZorro.

А сколько примерно госпредприятий уже присоединились к системе электронных торгов?

Примерно 2590 заказчиков, однако это не только госпредприятия — это и центральные, и местные органы власти.

В принципе, все последние показатели по системе ProZorro вы можете найти на сайте bi.prozorro.org.

Таким образом, наша идея состоит в том, что все данные относительно закупок — в абсолютно открытом доступе, абсолютно прозрачны — для любого человека, которому интересно, кто строил дорогу у него под домом или же кто поставляет питание в школу, где учатся его дети.

С этой целью мы и создали данный инструмент. Люди должны интересоваться, каким образом тратятся их деньги — деньги налогоплательщиков.

Получается, согласно закону о публичных закупках, который был принят в декабре, в 2016 году система ProZorro перейдет на общегосударственный уровень. Следовательно, одна из ваших целей, над которой вы работали от момента прихода в Министерство, будет достигнута. Я правильно понимаю?

Стоит отметить, что это не единственный закон, который был принят относительно госзакупок. Мы разбиваем всю реформу, в том числе и в законодательном оформлении, на некие итерации.

Более того, вероятно, что через полгода, наверное, придется принимать какие-то правки в принятый закон, поскольку к тому времени мы посмотрим, как он работает. Я уверен, что он не будет работать идеально и возникнут какие-то неурегулированные нюансы — мы будем их исправлять. Это же и есть реформа.

То есть какие-то задачи на данной должности вы еще для себя видите?

Задач в реформе госзакупок еще очень много. Нам необходимо закончить перевод всего в электронный вид — с 1 апреля для крупных заказчиков, с 1 августа для мелких заказчиков. Нам необходимо развернуть базу типовых спецификаций. Нам необходимо запустить риск-менеджмент, который будет автоматически “вылавливать” подозрительные тендеры. Он уже работает, но для полноценного функционирования ему нужно намного больше статистики. Также нам необходимо улучшить мониторинг, который мог бы стать доступен каждому.

Кроме этого, в будущем мы еще запустим специализированный модуль мониторинга, который будет позволять эффективно работать с проблемными кейсами. В частности, мы также проводим специальные тренинги для журналистов и активистов именно по борьбе с коррупцией в сфере госзакупок.

Поэтому работы еще очень много.

Многие ваши коллеги, пришедшие из бизнеса, ставили для себя определенный срок пребывания в должности. Тот же Пивоварский, к примеру, который изначально заявил, что проработает на должности министра год, прошел год — и он ушел. А что касается вас?

Я неоднократно публично заявлял, что я для себя вижу готовность поработать полтора-два года в данной должности, после чего освободить ее для человека, который, надеюсь, сможет подхватить знамя и улучшить то, что я сделал.

А что потом?

Вернусь в бизнес.