Y-хромосома: как живет самый передовой бизнес-инкубатор и какое будущее он нам готовит

Самые богатые и влиятельные обитатели Кремниевой долины одержимы странными идеями: кто-то из них верит в то, что мы живем в компьютерной симуляции, и спонсирует поиски “выхода из Матрицы”. Другие ищут рецепт личного бессмертия. Третьи – готовятся к концу света. Сэм Альтман – один из самых эксцентричных бизнесменов в Долине, но его Большая Идея гораздо проще и, пожалуй, эгалитарнее: с помощью своей компании Y Combinator он хочет сделать мир лучше. Журналист The New Yorker, побывавший в бизнес-инкубаторе, рассказывает, как именно это будет происходить. #Буквы перевели эту статью.

Теплым майским вечером в одном из залов бара Berlinetta Lounge в Сан-Франциско собрались тридцать главных предпринимателей Кремниевой долины. Пол Грэм взглянул на основателей Instacart, DoorDash, Docker и Stripe, одетых в толстовки и черные джинсы, и заметил: “Это – воплощение Долины”. Все собравшиеся были выпускниками основанного Грэмом бизнес-акселератора Y Combinator. Дважды в год этот акселератор проводит трехмесячный курс молодого бойца, в конце которого стартап должен превратиться в “единорога” – так в Долине называют компании ценой в миллиард долларов.

В 2016 году попасть в Y Combinator пытались 13 тысяч молодых компаний, но посчастливилось только 240: выходит, что отбор здесь вдвое жестче, чем в Стэнфордском университете. Выпустив 1300 стартапов, Y Combinator по уровню своего могущества и своеобразия стал напоминать островное государство.

Пол Грэм / Jason Madara

В шумном конце зала Грэм восторженно расхваливает неправдоподобные концепты. Вдали от него, в тихом уголке, Сэм Альтман поглощен собственными расчетами. Когда кто-то к нему подходит, он поднимает свои зеленые глаза, выслушивает предложения, после чего сухо замечает: “Мало кто понимает, что…” В 2014 году Грэм решил, что 31-летний Альтман, который на 20 лет его младше, станет новым главой Y Combinator. Двух этих мужчин объединяет тесная дружба, почти религиозный пыл по отношению к акселератору, и необъяснимая любовь к шортам-карго. Но Грэм предполагает, а Альтман располагает.

Старший товарищ с собеседниками обсуждает, как остановить восхождение Дональда Трампа, и обращается за советом к эксперту – Крису Лихэйну, бывшему юристу из Белого дома, сейчас работающему в компании-“выпускнике” Y Combinator, Airbnb. Альтман, в свою очередь, заявляет: “Похоже, лучшим решением будет просто поддерживать Хиллари”.

Пол Грэм и Сэм Альтман

При своих 58 килограммах Альтман грозен, но уравновешен. Даже по меркам Кремниевой долины, которая боготворит работоспособность, он выглядит исключением. Альтман разгребает почту с сосредоточенностью человека, привязанного к часовой бомбе, и подгоняет своим немигающим взглядом коллег, пока те не начинают тараторить, как мультяшные бурундуки.

Альтман со своей собакой Лолой / Sarah Gardner

Он может восторгаться “суперкрутыми штуками” из области науки (“Небольшие дозы радиации полезны для организма! Это называется радиационным гормезисом!”), но техническая сторона приложений, которые выпускают компании из Y Combinator, ему мало интересна. Его больше занимает их потенциальное влияние на мир. А чтобы оценить это, он готов изучить хоть городское планирование, хоть основы ядерного синтеза. Патрик Коллисон, CEO сервиса электронных платежей Stripe, сравнивает разум Альтмана с краном в игровых автоматах, который “просто движется в пространстве, но при необходимости может нырнуть очень глубоко”.

Патрик Коллисон / Speakerpedia

Недавно один блогер спросил у Альтмана: “Синдром Аспергера как-то помог или помешал вам в работе?” Альтман говорит: “Мне хотелось ответить – идите к черту, я не страдаю Аспергером! Но потом я понял, с чего он так решил. Я странно сижу, – Альтман складывается как зонтик, – у меня специфические интересы в сфере технологий, мне тяжело выносить то, что меня не интересует – вечеринки, большинство людей… Когда кто-то смотрит на фото и говорит – мол, этот человек чувствует то-то и то-то, – мне вообще чуждо его рассуждение”.

Главные преимущества Альтмана – ясность мысли и интуитивное понимание сложных концепций. Его главная слабость – полное отсутствие интереса к “неэффективным” людям – к которым, увы, относится большинство из нас. Его упорство сначала показалось мне тревожным, но позже – даже располагающим. Когда после нескольких дней, проведенных вместе, я заметил, что не видел, как он отлучался в туалет, Альтман ответил: “Я буду стараться чаще посещать уборную, чтобы люди не догадались, что я робот”.

Sean Gallup

Возглавив Y Combinator, он получил в наследство настоящий бизнес-колосс. Вот что говорит об этом венчурный предприниматель Крис Диксон: “Они создали величайшую бизнес-модель всех времен. Причем практически без денег. (Y Combinator дает каждой компании из числа своих воспитанников только $120 тыс. на покрытие расходов) Они получают 7% с лучших стартапов Кремниевой долины!” В сумме все выпускники Y Combinator стоят $80 млрд – за последние 5 лет их стоимость выросла в 17 раз.

Y Combinator

Но Альтман решил почти все переделать по-своему. Опустошая тарелку с вегетарианскими закусками в Berlinetta Lounge, он замечает, что смена руководства работает лишь тогда, когда новый CEO “переосновывает” компанию. “Именно так, вполне сознательно, я и поступил с Y Combinator”, – говорит он. Переговорив с 16 другими партнерами компании, Альтман решил оказывать поддержку стартапам на более ранних этапах их существования и запустил фонд, из которого они будут финансироваться впоследствии. YC больше не станет отправлять в экспедиции утлые суденышки; компания начнет строить империю с помощью железной армады. И выпускать она будет не несколько сотен компаний в год – тысячи, а потом десятки тысяч!Как и все обитатели Кремниевой долины, Альтман утверждает, что хочет спасти мир; и в его случае план по спасению уже готов. “YC способна в определенной мере изменить направление развития технологий, – говорит он. – Хоть окончательные решения и зависят от потребителей, многие люди к нам прислушиваются. Так что если мы скажем, что увлечены виртуальной реальностью, студенты колледжей бросятся ее изучать”.

Возглавив компанию, Альтман написал пост о том, что “наука села на мель”, и призвал представителей компаний, занимающихся энергетикой, биотехнологиями, искусственным интеллектом, робототехникой и другими направлениями науки, связаться с его компанией. Как следствие, некогда “ботанская” компания Y Combinator стала настоящим оплотом гиков: напротив Альтмана сидит глава стартапа, занимающегося исследованием ядерного деления. Он призывает основателя другой компании, чей профиль – квантовые вычисления, помочь вывести на рынок его разработку: “Такие [базирующиеся на “искусственных атомах”] компьютеры способны сократить наш производственный цикл в 10-20 раз!”

В прошлом году два партнера по YC пытались уговорить Альтмана “сбавить обороты, расслабиться”, – рассказывает другой его коллега, Джонатан Леви. “Сэм сказал “да, вы правы!” – и тут же занялся другим проектом, о котором мы до поры ничего не знали”. Это была YC Research – некоммерческая организация, изначально финансировавшаяся за счет подаренных ей $10 млн и занимавшаяся проектами полета на Луну. Вместе с Илоном Маском, CEO компаний Tesla и SpaceX, Альтман также основал некоммерческую организацию под названием OpenAI, которая призвана не допустить случайного уничтожения человечества искусственным интеллектом. Венчурный предприниматель Марк Андриссен говорит: “С Сэмом уровень амбиций YC вырос в 10 раз”. По словам Пола Грэма, который сразу после ужина собирался взять творческий отпуск и уехать в Англию, Альтман пытается полностью переосмыслить нашу жизнь, ускоряя изобретение лекарства против рака, сверхзвуковых лайнеров, искусственного интеллекта. “Мне кажется, его цель – создать будущее”.

Илон Маск и Сэм Альтман / Michael Kovac

Внутри Кремниевой долины Альтман выстраивает экономику, которая, похоже, вытесняет саму Кремниевую долину. Он организовывает гильдию топовых предпринимателей, которые намерены исправить мир, где что-то пошло не так. Его все отговаривали. Долина ценит смелые амбиции, но только если речь идет… скажем, о создании лучшей в мире платформы по аренде плавучих домов или доставке коньяка на дом.

Как предупреждает успешный предприниматель Рид Хоффман, “амбиции – это хорошо, но исторически в Долине сложилось так, что попытки переделать какую-то отрасль заканчиваются очень печально”. Попивая после ужина негрони, Альтман адресует сомневающимся собственное предупреждение: “Демократия работает лишь при условии растущей экономики. Если мы не вернемся к росту, демократический эксперимент провалится. И на мой взгляд, YC весьма важен для такого роста”.

Запустить стартап в 2016 году – все равно что собрать группу, играющую альтернативны рок, в 1996-ом, или протестовать против войны во Вьетнаме в 1971-ом – молодежный бунт, ставший актом конформизма. С 2005 года, когда начал работу YC, вокруг стали повсеместно появляться инкубаторы, призванные превратить стартап из цепочки кодов в полноценную компанию. В обмен на 5-7% его акционерного капитала акселератор, как правило, предоставляет компании от $15 000 до $100 000, дает советы на протяжении трехмесячного интенсива, знакомит с менторами и устраивает Демо-день, когда инвесторы оценивают готовый продукт. В США работают 160 бизнес-акселераторов (три – в одной лишь Чаттануге), а всего в мире их тысячи, включая расположенный недалеко от Тель-Авива Brainnovations и отделения Startup Sauna, в том числе в Москве и Дар-эс-Саламе.

В 90-х, до начала эпохи бизнес-инкубаторов, стартапы, как правило, запускались инженерами среднего звена или предпринимателями, которые сначала зарабатывали миллионные венчурные капиталы, а после – годами тайно разрабатывали какие-то сложные проекты. После резкого падения стоимости интернет-хостинга и повсеместного распространения мобильных телефонов с компьютерами, бросившие учебу юноши вроде Марка Цукерберга, Ларри Пейджа и Сергея Брина внезапно получили возможность зарабатывать на своих ноутбуках миллионы. Талантливый программист Пол Грэм, продавший свой стартап Yahoo за $50 млн, был одним из первых, кто разбогател на этом тренде. Его эссе “Как начать свое дело” (2005), наряду с книгой “Четыре шага к озарению” Стивена Бланка и “Бережливым стартапом” Эрика Риса, определил идеологию современного предпринимательства: начинай без внешнего финансирования, с минимально жизнеспособным продуктом, который стремительно “прокачаешь”, предпочти десяток людей, влюбленных в твое дело, десяти тысячам, которым оно просто нравится.

Грэм с женой (2005)

Грэм основал Y Combinator (названный в честь математической функции) в Массачусетсе вместе с женой и двумя приятелями. Проект одновременно играл роль студенческого эксперимента по инвестированию и радикально переосмысленной летней подработки. В своей книге “Хакеры и художники” Грэм утверждает, что толковый хакер (под этим словом он подразумевает талантливого программиста, “наглого всезнайку” – ред.) способен в рамках стартапа выполнять в 36 раз больше работы, чем когда он тянет лямку в офисе. Соответственно, такие люди способны категорически изменить наше представление о труде. В интерпретации Грэма это звучит забавно и патриотично; что может пойти не так в среде олигархической технократии? Грэм пишет: “Хакеры непослушны. В этом вся суть хакинга. И в этом вся суть американского духа”.

Грэм мог оценить технические способности кандидата, а его жена Джессика Ливингстон была способна очень проницательно судить о его характере. Оба они отдавали предпочтение людям за 20 – возраст, в котором (по словам Грэма) вы обладаете такими преимуществами, как “выносливость, бедность, неприкаянность, наличие однокашников и невежество”. Основателям каждого из первых восьми стартапов (среди которых было и мобильное приложение Loopt авторства Сэма Альтмана и двух его друзей) выдали по $6000. Плюс обеспечили персональными советами и домашним фрикасе из курицы, пообещав заодно, что в конце лета каждый получит 15 минут на то, чтоб попытаться продать свой продукт богатым друзьям Грэма. В группу стартапов того года входил Reddit (стоимость которого сейчас оценивается в $600 млн), а спустя два года в набор попал Dropbox ($10 млрд).

2005 год

На лекции, прочитанной Альтманом в Стэнфорде в 2014 году, он рассказал, как оценивает шансы стартапа на успех – “задумка, помножить на продукт, помножить на исполнение, помножить на команду, помножить на удачу, где “удача” – случайное число от нуля до 10 000″. В случае с Airbnb, которая сейчас оценивается в $30 млрд, без большой удачи явно не обошлось. Когда эта компания присоединилась к YC в 2009, продажа сухих завтраков (Obama O и Cap’n McCains) приносила ей больше денег, чем бронирование жилья.

Брайан Чески

Идея ее основателей показалась Грэму настолько малообещающей, что он попытался убедить их перейти на работу с интернет-платежами. А событие, которое окончательно трансформировало Airbnb, превратив ее в гигантскую платформу для аренды жилья по всему миру, и вовсе было случайностью. Барабанщик из концертной группы певца Барри Манилоу уехал в тур и поинтересовался, может ли он сдать свою квартиру при условии, что жилец сам будет себе готовить.

Однако CEO компании Брайан Чески приписывает успех Airbnb именно инкубатору. “Когда мы присоединились к YC, еще не было известно, продолжит ли компания существовать после выпуска оттуда, – говорит он. – Но под конец вопрос звучал уже по-другому: можем ли мы стать новым eBay?” Такой скачок рост амбиций произошел после того, как руководство Airbnb показало свою презентацию Альтману, на добровольных началах выполнявшему в YC роль ментора и эксперта по привлечению финансирования. На их взгляд, презентация должна была обеспечить им посевное финансирование в размере $500 тыс. (Как правило, посевный этап инвестирования проводится после прохождения курса в YC, серия “А” – после первого крупного достижения в бизнесе, потом – серия “B”, и так далее). “Мы ожидали доход от проекта не более $30 млн, – говорит Чески. – Сэм сказал: “возьмите все свои “M” и переведите в группу “B””. Сам Альтман вспоминает, что сказал им: “Вы или сами не верите в то, что показано в презентации, или стыдитесь, или я ничего не смыслю в математике!”

Проводившееся в 2012 году исследование североамериканских бизнес-акселераторов показало, что почти половина из них не выпустила ни единого стартапа, которому бы удалось привлечь венчурное финансирование. И хотя у некоторых инкубаторов (те же Tech Stars, 500 Startups) есть выпускники, стоящие по нескольку сотен миллионов долларов, из Y Combinator вышли 11 компаний стоимостью от миллиарда! Ангельский инвестор Рон Конуэй, финансировавший сотни компаний из YC, называет этот акселератор Tomorrowland’ом для технарей (в честь одного их крупнейших музыкальных фестивалей – ред.) “Когда моя команда встретилась с ребятами из Airbnb, мы впервые задумались об экономике совместного потребления! А после знакомства с DoorDash и Instacart подумали – господи, существует еще и “экономика доступа”!” (“Экономика доступа” – бизнес-модель компаний типа Uber и Airbnb).

Рон Конуэй / Cody Pickens

Со временем YC перебрался в пригород Маунтин-Вью, где разделил офис с компанией Anybots. Основателям YC приходилось быть начеку, чтобы не сталкиваться с громоздкими роботами новых соседей. Вскоре компании пришлось арендовать еще один офис в здании напротив, но и он быстро забился под завязку.

Уровень амбиций Альтмана можно оценить уже по тому, как он сравнивает YC c материнской компанией Google, Alphabet, которая тоже состоит из отдельных взаимодействующих между собой отделов, и тоже имеет свое космическое подразделение, Google X. В одном из своих недавних твитов он отмечает, что “империя” YC достигла 14% стоимости Alphabet, чья рыночная капитализация – одна из крупнейших в мире. “Впереди долгий путь”, – добавляет он. Сравнение откровенно необъективное: с учетом всех раундов стороннего финансирования, в среднем YC владеет лишь 3% своих компаний. Но Альтман делится со мной своими планами: “Мы растем быстрее Google. За 10 лет мы их догоним”.

Над Атертоном, прекраснейшим городом в отнюдь не прекрасной Кремниевой долине, садится солнце. Альтман предлагает Джеффу Ральстону, еще одному партнеру по YC, сыграть в настольный теннис у бассейна. Впереди – вечеринка, которую Альтман и Ральстон проводят для 32 компаний зимнего выпуска, чтобы снять стресс от ожидания мартовского Демо-дня, до которого осталось три недели. Именно в этот день основателям стартапов дается по две с половиной минуты на то, чтобы впечатлить инвесторов, 600 из которых присутствует на презентации, и еще 2500 – смотрит онлайн-трансляцию. У двух участников уже начались панические атаки.

Альтман празднует победу над соперником, а его подопечные тем временем начинают прибывать в эту Вальгаллу для стартаперов. Особняк Ральстона занимает 7000 квадратных футов; его задний двор, кажется, заканчивается в соседнем городе, под украшенным огнями грейпфрутом расставлены столы с едой. Ральстон заработал свое состояние на проекте, который сейчас известен как Yahoo Mail.

Джефф Ралстон

Люк Майлз, 18-летний основатель Restocks, пытается не выдать своих эмоций. Restocks – это мессенджер для молодых “супер-потребителей”, которые хотят раньше всех узнавать о скидках на небольшие партии футболок Supreme и кроссовок Yeezy Boost 350. Майлза приняли в YC после того, как он закончил программу YC Fellowship, рассчитанную на “зародышевые” стартапы – в ее рамках они получают по $20 тысяч и возможность консультироваться с YC по скайпу. Майлз рассказывает: “Эти деньги доказали моим родителям, что я не трачу жизнь впустую, бросив учебу”.

Люк Майлз

YC дает многим стартаперам опыт, которого они были лишены в университете. Партнер YC Майкл Сибел, которого недавно назначили руководителем группы стартапов, и который сам дважды проходил через акселератор, рассказывает: “Пи Джи, – так здесь называют Пола Грэма, – говорил ребятам в начале курса: “некоторых из этих людей вы позовете на свою свадьбу”. Странно было это слышать, когда вокруг тебя 300 незнакомцев. Но и правда, большинство свидетелей на моей свадьбе вышли из YC. Ничего не напоминает? Это же как в колледже!”

Майкл Сибел (справа)

Ученики YC ходят на групповые занятия в офисе акселератора по вторникам, а также занимаются с индивидуально назначенными партнерами (“учителями”). В свободное время они поглощают порции пасты в “столовке” и слушают выступления знаменитостей вроде Мариссы Майер и Марка Цукерберга (“внештатные лекторы”). В конце каждому предстоит поучаствовать в Демо-дне (“защита диссертации”) и либо получить деньги (“сдать экзамен”), либо нет (“завалить”).

Режим здесь спартанский. Один из партнеров, Кевин Хейл, рассказывает: “Мы требуем от стартапов очень простых по сути, но сложных для выполнения вещей. Во-первых, сделать продукт, который все захотят, – этот девиз Грэма даже напечатан на фирменных футболках. – Во-вторых, все, что от вас требуется – общение с потребителями и работа над продуктом”. Чед Ригетти, создатель того самого “квантового” стартапа, рассказывает, что стены в его офисе выкрашены простой белой краской – “чтобы нейроны никого из членов моей команды не реагировали на ненужные раздражители”.

Чед Ригетти

Правила поведения тоже напоминают колледж. В YC гордятся тем, что здесь не место шутам и хулиганам. “Мы без проблем отсеиваем придурков, – говорит Грэм. – Честно говоря, с этим у нас лучше, чем с отсеиванием лузеров. Поначалу ведь все они – лузеры, но некоторые добиваются успеха”.

Философия акселератора также предполагает, что крупный успех сопровождает тех людей, которые решают важные проблемы. Такая смесь альтруизма и амбициозности – отличительная черта Кремниевой долины. Грэм написал эссе “Почему подлецы проигрывают?”, в котором он утверждает (закрывая глаза на исключения вроде Джеффа Безоса и Ларри Эллисона), что “подлость делает людей глупыми” и отбивает у хороших людей желание с вами сотрудничать.  Так что в стартапах “преимущество имеют те люди, которые хотят изменить мир к лучшему”. И все в выигрыше.

Первоочередная цель стартапера, пишет Грэм, – получить “лапшичный доход”: тратить с умом и зарабатывать ровно столько, чтобы позволить себе поужинать порцией лапши. “Не стоит давать им больше, чем нужно для выживания, – говорит Джессика Ливингстон. – Когда постишься, проще сфокусироваться. Если какой-то фонд даст нам по $300 тыс. на каждый стартап, мы не возьмем эти деньги”. (Многим из партнеров YC, заработавшим состояние на собственных стартапах, в акселераторе платят всего лишь $24 тыс., и большую часть вознаграждения они получают акциями.)

Если довести такое рассуждение до логического конца, то выйдет, что участникам следует и вовсе отказаться от денег YC. Многие успешные стартапы так и поступают. Только 20% компаний из списка Inc. 500, в который включаются самые быстрорастущие стартапы, привлекали внешнее финансирование. Но репутации YC и обещанию того, что она превратит вас в “бизнес-колосс”, трудно противиться.

Рядом с грейпфрутовым деревом расположились Омер Садика и Себастьян Валлин: за закусками они делятся опытом запуска своих компаний по безопасности, Secful и Castle. “Мы спим максимум пять часов в день”, – говорит Садика. Валлин отвечает: “Я вообще забыл, что такое день”. Оба они собирались перебраться в Кремниевую долину: Садика – из Израиля, а Валлин – из Мальмё. “Все потенциальные клиенты – здесь”, – говорит Садика. “И ты в одном шаге от владельцев Airbnb и Stripe”, – добавляет его собеседник. YC дает мгновенную путевку в Долину – сообщество, которое, несмотря на все слова о равных шансах, все же требует, чтобы вас в него кто-то ввел. И таким проводником, как правило, становится белый мужчина. Первыми на вечеринку прибывают сплошь мужчины; несколько женщин-стартаперов поехали на лекцию о том… каково это, быть женщиной-стартапером. YC отличается бо́льшим многообразием, чем другие технические проекты, но ему еще многое предстоит изменить.

Себастьян Валлин (слева) / Fredrik Norrlid

Рядом с барбекю своими печалями делятся двое основателей Shypmate – приложения, которое позволяет найти авиапассажиров, которые за небольшую плату захватят с собой в Гану или Нигерию вашу посылку. Квадуо Ньярко говорит: “Мы всегда остаемся во власти путешественников, у которых вечно остается меньше места в чемоданах, чем они обещали”. Парри Огвуче добавляет: “В YC нам говорят – общайтесь со своими клиентами! Но попробуй их найти, этих наших клиентов!” Альтман подходит поддержать разговор – внимательный, как фокусник на детском дне рождения. “Чем вы увлекаетесь, ребята?” – спрашивает он. Растерявшись, Огвуче отвечает: “Работаем, ходим в качалку… а вы?”

“Ну, мне нравятся спорткары, – отвечает тот. – У меня их пять, включая два “Макларена” и старую Tesla. Люблю взять самолет напрокат и облететь всю Калифорнию. Да, кстати – еще я готовлюсь к выживанию”. Заметив их растерянность, он поясняет: “Видите ли, когда мои приятели выпьют, все начинают говорить о том, каким будет конец света. После того, как 5 лет назад датские ученые модифицировали вирус птичьего гриппа H5N1, сделав его супер-заразным, шансы того, что смертельный синтетический вирус вырвется на свободу в ближайшие 20 лет стали… ну, скажем, больше нуля. Еще популярны такие сценарии, как ополчившийся на людей искусственный интеллект и мировая война за заканчивающиеся природные ресурсы”. Парни из Shypmate смотрят на него серьезно. “Я стараюсь поменьше об этом думать, – говорит Альтман. – Но у меня есть запас оружия, золота, йодида калия, антибиотиков, батареек, воды; я заполучил у Сил обороны Израиля противогазы и купил себе большой участок земли в Биг-Суре, куда смогу прилететь в случае чего”.

Мать Альтмана, Конни Гистбайн, – дерматолог. Она рассказывает: “Сэм и правда держит в подвале огромные запасы всего. Бывает, позвонит мне и скажет – мам, у меня голова болит, – и оказывается, что симптомы он уже погуглил. Так что он ко всему еще и киберхондрик. Я его убеждаю, что никакого менингита или лимфомы у него нет, это всего лишь переутомление”.План Альтмана на случай эпидемии включает перелет в Новую Зеландию, где у его друга, миллиардера Питера Тиля, есть свой дом. Тиль рассказывает мне: “Сэм не особо религиозен, но в культурном плане он настоящий еврей – одновременно оптимист и алармист, верящий, что в какой-то момент все может пойти не так, и что на всей земле нет места, которое ты бы мог назвать своим домом”.

Сэм Альтман и Питер Тиль

Каждый год Альтман составляет список целей и сверяется с ним каждые несколько недель. В этот список всегда входит какое-то спортивное достижение – проезжать каждую неделю 100 миль на велосипеде, подтягиваться 50 раз подряд – и ряд рабочих целей. В этом году его планы в рамках YC – “улучшить партнерское взаимодействие, решить насчет захода в Китай; придумать, как вырасти еще в два раза”. Последний список также включает напоминание о необходимости спонсировать видео, демонстрирующие парадоксальные концепции из области физики и квантовой механики (“КМ эксперименты/объяснялки”). Есть здесь и напоминание самому себе: перечитать статью Huffington Post об умирающих людях, рассказывающие, о каких своих упущениях они сожалеют (“жаль, что я не позволял себе быть счастливее”).

Альтман был развитым не по годам ребенком. Его детство прошло в Сент-Луисе; будучи еще в детском саду, он разобрался в принципах системы телефонных кодов, а программировать на своем “Макинтоше” научился в 8 лет. “Мак” стал его проводником в мир. “Не так-то весело быть подростком-геем на Среднем западе в 2000-х, – говорит он. – Чаты в AOL многое изменили. Плохо держать что-то в секрете, когда тебе 11-12 лет”. Когда Альтман признался родителям в своей гомосексуальности (ему было 16), мать была поражена. “Мне он всегда казался просто “технарем”, практически бесполым”.

После того, как местная христианская организация заблокировала школьное собрание, на котором должна была обсуждаться тема сексуальности, Альтман обратился ко всем, заявив о своей ориентации и спросив, хочет ли общество, чтобы школа стала исправительным учреждением – или все же местом, открытым для всех. Одна из сотрудниц учреждения, Мадлен Грей, вспоминает: “То, что он сделал, изменило школу. Как будто дети до этого прятались в огромной коробке, а кто-то взял и выпустил их оттуда”.

Он провел два года в Стэнфордском университете, где изучал компьютерные науки, но потом вместе с двумя одногруппниками бросил учебу, чтобы посвятить свободное время созданию Loopt – мобильного приложения, которое делится с друзьями вашим местоположением.

Стартап попал в первый набор YC благодаря тому, что Альтман прошел “тест для молодежи”: может ли этот малолетка управлять взрослыми? Управляющий из него был грозный: Альтмана легко развселить и так же легко разозлить. Если вы его взбесите, он пошутит, что готов подмешать “лёд-9” вам в мороженое (в “Колыбели для кошки” Курта Воннегута “льдом-9” называется вещество, уничтожающее все, что содержит воду). Грэм, с самого начала заметивший замашки Альтмана, говорит: “ему отлично удается быть могущественным”.

Альтман с коллегой по Loopt Алоком Дешпанде / Peter DaSilva/NYT

Тем летом Альтман трудился с такой самоотдачей, что заболел цингой. Он исхитрялся проводить встречи с представителями мобильной индустрии и даже заключать с ними сделки. В конце концов стоимость приложения выросла до $175 млн, но потребители так и не заинтересовались им. “Мы были настроены оптимистично: казалось, что ваши координаты – это что-то безумно важное, – говорит Альтман. – Если же рассуждать пессимистично, то людям проще лежать на диване и просто потреблять контент – именно так все и произошло. Я понял, что нельзя заставить человека делать то, чего ему не хочется”. В 2012 году он с партнерами продал компанию за $43 млн – так что инвесторы понесли потери.

Один из сооснователей Loopt, Ник Сайво, был по совместительству бойфрендом Альтмана. Они встречались 9 лет и разошлись после продажи компании. “Я был сильно влюблен, думал, мы поженимся”, – вспоминает Альтман.

Ник Сайво (второй справа)

Пытаясь справиться с потерей, он запустил небольшой венчурный фонд, Hydrazine Capital. Его капитал составил $21 млн, включая крупный взнос от Питера Тиля и большую часть тех $5 млн, которые Альтман получил от продажи Loopt. 75% полученных средств он инвестировал в компании из YC. Альтман обладает талантом находить возможности посреди хаоса. Он был ключевым инвестором хронически неорганизованного выпускника YC, Reddit. “Нужно инвестировать в такие кривые, беспорядочные компании. Язвочки, которые у них на поверхности, можно залечить, но из-за этих-то язвочек они будут серьезно недооценены”.

За 4 года стоимость Hydrazine выросла в десять раз, но, несмотря на такой успех, Альтман отказался от работы с венчурным капиталом. “Сначала ты находишь компанию, которая способна добиться успеха и без твоей помощи, потом убеждаешь ее взять твои деньги, а не чьи-то. А мне не нравилось противопоставлять себя предпринимателям”, – говорит он. С подозрением относясь к культуре Долины, которая считает миллиарды долларов “копейками”, он решил обходиться лишь самым необходимым: оставил себе 4-комнатный дом в Сан-Франциско, свои машины, землю в Биг-Суре и $10 млн, проценты с которых покрывают его бытовые расходы. Остальное он решил пустить на благо человечества.

Подобно проекту, зашедшему в тупик, Альтман совершил резкий поворот. В то время Пол Грэм и Джессика Ливингстон воспитывали двоих детей и порядком устали от руководства акселератором. “Не было списка потенциальных преемников, из которого бы мы выбрали Сэма. Просто сказали себе: “это будет Сэм””, – вспоминает Джессика.

Джессика Ливингстон / Nellie Bowles

Грэм рассказывает: “Я позвал Сэма на кухню и спросил, хочет ли он руководить YC. И он улыбнулся, словно подумав: сработало! Я никогда не видел, чтоб он вот так не мог сдержать улыбку. Было похоже на торжество человека, который через всю комнату бросает скомканную бумажку и попадает в ведро”.

Альтману хотелось создать конгломерат ценой в триллионы долларов, который позволил бы человечеству продвинуться в своем развитии. “Но нельзя заиметь такой проект без серьезных достижений в науке”, – понял он со временем. Поэтому стал пускать в инкубатор компании, занимающиеся новыми технологиями, и сам принялся изучать вопросы, с которыми они сталкиваются. В 2014 году Альтман смог убедить прийти в YC Кайла Вогта, CEO компании по производству беспилотных автомобилей Cruise. Когда компания столкнулась с недостатком финансирования, Альтман инвестировал в нее $3 млн. В марте General Motors купила Cruise за $1,25 млрд.

Кайл Вогт

Альтман долгое время хотел основать свою атомную энергетическую компанию. Но впоследствии он вынудил YC финансировать лучшие проекты в этой сфере. Он вложил в две такие компании свои собственные средства и стал председателем их советов директоров. Общению в сети посвящены тысячи стартапов, а ядерному синтезу – меньше двух десятков, но Альтман убежден, что “заниматься сложными вещами проще. Люди включаются в работу, когда испытывают интерес. Вот какие чувства вызывает очередное мобильное приложение? “О, избавьте меня…” А космическая компания? Все хотят полететь в космос!”

Грэм пишет, что чаще всего ставит в пример начинающим Стива Джобса и Альтмана. “Когда речь идет о дизайне, я спрашиваю себя: что бы сделал Стив? Но когда речь о стратегии и целях, я спрашиваю: что бы сделал Сэм?” Когда возникают проблемы, первым делом основатели фирм звонят Альтману, зная, что в Долине у него всегда есть кредит доверия. Он просто скажет: “Я звякнул Брайану (Чески), и он все порешал”. Другая его черта – способность смотреть на людей как на шахматные фигуры и в уме разыгрывать с ними партии. Как говорит один из партнеров: “Поскольку Сэм видит будущее, мы все хотим, чтобы он поделился своим знанием с нами”.

На встречу с Альтманом приходят двое основателей норвежского стартапа Konsus. Оба ведут себя так, будто они – паломники, поднимающиеся к святыне на вершине горы. Konsus, попавший в зимний набор YC, помогает предприятиям связаться с фрилансерами, которые выполняют задачи от ввода данных до веб-дизайна. Несмотря на то, что после Демо-дня проект привлек крепкие $1,6 млн, его создатели исполнены тревоги. Фредрик Томассен говорит, что хочет как можно дольше протянуть с имеющимся бюджетом, а Сондре Раш упоминает о том, что в целях экономии они решили делить помещение с одиннадцатью другими стартапами. Их интересует, так ли необходимо покупать своим инженерам компьютеры? Оба мужчины, бородатые и смахивающие на призраков, взирают на Альтмана.

“Чрезмерная экономия – редкость, – сухо замечает Альтман. – Но если кто и совершает эту ошибку, так это скандинавы. Купите компьютеры”. Посетители сосредоточенно кивают. С начала знакомства с Альтманом они преклоняются перед ним. Когда он впервые спросил, в чем суть их проекта, они стали объяснять: “компании присылают нам задачи, а мы отдаем их самым продвинутым фрилансерам, в зависимости от их компетенции и доступности”. Альтман тут же переспросил: “Так вы не агентство по поиску временных работников?”

Основатели Konsus / Y Combinator

Сейчас Томассен поясняет: “От других нас отличает качество работы наших фрилансеров. Нужно найти какой-то алгоритм для его измерения”. Альтман говорит: “За это отвечают показатели удержания клиентов. Не изобретайте ничего нового и сложного, когда в этом нет необходимости”. Томассен сверяется с принесенным списком вопросов: “Какие ошибки мы можем совершить в ближайшие три месяца?”

Такая бдительность кажется Альтману обнадеживающей. Он считает, что наибольшего успеха добиваются “параноики, которые вечно на пороге кризиса”. Своим посетителям он поясняет: “По определению, основатели проектов – это те, кто любят запускать что-то новое. Но основывая бизнес, нужно быть готовым вкалывать десяток лет”. Без тени иронии он добавляет: “Большинство людей хватается за множество дел одновременно. Занимайтесь несколькими делами, но делайте это неустанно”.

FastCompany

Такая лаконичная проницательность принесла главе YC прозвище “Йоды стартапов”. Предприниматели тащатся к нему на прием, обремененные проблемами, на один лишь пересказ которых уйдет полчаса – но уже через 15 минут выходят из кабинета с готовым решением. Большинство его советов следует стандартной для YC политике открытости. Переживаешь о том, как инвестор отреагирует на задержку? Просто скажи ему, в чем дело. Не знаешь, как истолковать молчание потенциального покупателя? Просто спроси у него, в чем дело! Чем заковыристее вопрос, тем однозначнее его суждение. “Не беспокойтесь о конкурентах, пока они не опережают вас на рынке, – обращается он к основателям Elucify за обеденным столом. – Конкуренты – одни из последних чудовищ в ваших кошмарах”.

Несколько минут спустя он включает громкую связь с Varden Labs, канадским разработчиком беспилотных автомобилей. Пока собеседники делятся своими переживаниями насчет получения финансирования, Альтман – разутый, в своих шортах карго и сером худи, – размахивает мечом, изготовленным в Бронзовом веке: это подарок, купленный им для Пола Грэма. “Чтобы привлечь $50 млн, – взмах, еще взмах, – нужен или большой технологический прорыв, или крупный покупатель”. Альтман защищается от воображаемых ударов, неумолимо наступая на противника. Собеседники спрашивают его, возможна ли такая цифра в широкой перспективе. “Всегда думайте над тем, как бы дописать еще один ноль к проекту, над которым работаете. Но не более того”, – удар в сердце!

Сэм Альтман

Четыре года назад Альтман отправился с друзьями в пеший поход. Именно тогда он перестал верить в уникальность человеческой расы. Его приятели беседовали о развитии искусственного интеллекта, и он внезапно осознал: “совершенно беспочвенно считать, что за какие-то 13 лет не появится технология, способная воссоздать работу моего мозга. Конечно, остаются вещи, которые кажутся “слишком человеческими” – креативность, неизвестно откуда берущиеся вспышки вдохновения, способность одновременно испытывать грусть и радость – но у компьютеров будут свои желания и системы целей. Когда я осознал, что разум можно имитировать, я отказался от веры в нашу уникальность, и это было менее болезненно, чем я ожидал”. Он смотрит вдаль. “У механизмов есть свои преимущества. Мы, люди, имеем ограниченное значение ввода-вывода: запомнил кусочек информации, а тысячу – упустил. Для роботов мы словно песни китов, да еще и замедленные”.

OpenAI, созданная Альтманом и Илоном Маском некоммерческая организация – своего рода страховка на случай, если люди утратят свое доминирующее положение, такая себе стратегическая защита от наших собственных творений. Проект родился из убежденности Маска в том, что искусственный интеллект способен случайно уничтожить человечество. Проблему управления мощными системами, у которых отсутствуют человеческие ценности, рассматривает известный мысленный эксперимент шведского философа Ника Бострома под названием “максимизатор производства скрепок”.

Ник Бостром

В 2003 году Бостром предположил, что если поставить перед мощным искусственным интеллектом задачу сделать как можно больше скрепок и не дать ему никаких дополнительных пояснений, ИИ может извести на скрепки все земные ресурсы. Он дойдет даже до использования атомов человеческого тела (при условии, что сразу не убьет людей, чтоб те не мешали ему заниматься производством скрепок).

В OpenAI особенно озабочены тем фактом, что подразделение Google под названием DeepMind Technologies занимается разработкой ИИ, который мог бы отслеживать появление конкурентов.

Маск рассказывает мне: “Если с подобным ИИ что-то пойдет не так, люди навсегда обретут бессмертного и сверхсильного диктатора. Готовность первым делом уничтожить всех конкурирующих разработчиков – сомнительная черта характера”.

Понятно, чего боятся в OpenAI; не очень понятно, к чему они стремятся. В мае их офис посетил Дарио Амодей, ведущий исследователь в Google Brain. Альтману и техническому директору OpenAI Грегу Брокману он сообщил, что их миссия никому не понятна. Мол, вы собрали миллиарды долларов и впечатляющую команду разработчиков – но чего ради? “20-30 человек, работающих в этой сфере, включая Бострома, говорят, что цель OpenAI – разработать дружественный ИИ и опубликовать исходный код в свободном доступе. Статья в Википедии утверждает то же самое”, – заявил Амодей.

“Мы не планируем публиковать исходный код целиком, – ответил Альтман. – Но давайте не будем это уточнять, так только хуже будет”.

“Так в чем же цель?”

На этот раз ответил Брокман: “Наша цель… делать лучшее, что в наших силах. Звучит немного расплывчато”.

Грег Брокман / Forbes

Технологии искусственного интеллекта пока кажутся далеко не всемогущими. После того как Microsoft выпустила чатбота Тэй, пользователи Twitter быстро научили ее фразам вроде “евреев в газовые камеры, начать расовую войну!” Первый поп-трек, написанный программой (Daddy’s Car), звучит как песня “Битлз” – если бы “битлы” были киборгами. Но, по словам Маска, “нам не стоит расслабляться лишь потому, что роботы-убийцы пока не маршируют по улицам”. Миллионы пользователей полагаются на Siri, Alexa и Cortana, а технологии параллельного перевода и беспилотного вождения стали чем-то привычным. Y Combinator даже начал использовать бота, Hal9000, чтобы упростить отсеивание заявок на участие. Его нейросеть учится, сравнивая вступительные анкеты предыдущих участников и их последующие результаты. “Так а что именно он ищет?”, – спрашиваю я Альтмана. “Понятия не имею, – отвечает он. – Вот это самое тревожное в нейросетях – ты не понимаешь, что они делают, и рассказать они не могут”.

Среди первоочередных целей OpenAI, озвученных в июне – создание домашнего робота, способного накрыть на стол и убрать посуду. В более длительной перспективе – создание системы ИИ, которая пройдет тест Тьюринга, т.е. сможет своим поведением убеждать людей в том, что с ними общается человек. Но Альтман считает, что настоящий ИИ должен уметь больше, нежели вводить людей в заблуждение: он должен творить, делать открытия в области квантовой физики или создавать новые формы искусства лишь затем, чтобы удовлетворить свои собственные потребности в познании и творчестве. В то время как многие исследователи исправляют ошибки ИИ, говоря программе “это собака, а не кошка”, OpenAI хочет, чтобы система сама в этом разбиралась. “Как ребенок?” – спрашиваю я Альтмана. “Люди забывают, что на обучение у детей уходят годы. Если бы разработчики наткнулись на алгоритм, соответствующий поведению ребенка, они бы заскучали, решили, что он не работает, и отключили его”.

Альтман чувствует, что задача OpenAI – следить за своим “вундеркиндом”, пока мир не будет готов его принять. Для подготовки к этому Мэдисон почитывает заметки Джеймса Мэдисона о Филадельфийском конвенте (собрании, на котором вместо новых Статей Конфедерации была создана Конституция США – ред.) “Мы хотим, чтобы широкие слои населения могли выдвигать своих представителей в новый руководящий совет, – поясняет Альтман. – Потому что если б я сам в этом не участвовал, у меня бы возник вопрос – почему, мол, какие-то черти должны решать, что со мной будет?”

Pulse Magazine

Под руководством Альтмана YC становится чем-то вроде теневой ООН, в которой он принимает решения уровня генерального секретаря. Пожалуй, не так уж бессмысленно доверить безопасность человечества кому-то, кто с виду не особо заинтересован в этом самом человечестве. “Программа Сэма привязана к идеям, а не людям, – поясняет Питер Тиль. – И ее сила как раз в том, что она не зависит от уровня своей популярности”. При этом сам проект OpenAI был вдохновлен аналогичным сочетанием больших амбиций и большого безразличия: защитит ли нас непредсказуемый ИИ, которому мы по сути неинтересны?

Этой весной на торговой выставке в Сан-Франциско Альтман встретился с министром обороны Эштоном Картером. Картер и Альтман (в своем единственном костюме, мерки для которого его уговорил снять помощник во время поездки в Гонконг) сразу перешли к делу. “В общем, многие считают, что мы – неуклюжие здоровяки… плюс еще и эта проблема со Сноуденом, – начал Картер. – Но мы хотим работать с вами, хотим опереться на опыт людей из Долины…”

“Ну, это было бы здорово, – ответил Альтман. – Вы, наверное, крупнейший клиент в мире!” Бюджет, который министерство хочет выделить на научно-исследовательскую деятельность, более чем в два раза превышает суммы, которые за аналогичный период тратят Apple, Google и Intel вместе взятые. “Но многие стартаперы переживают, что вы можете год тянуть с ответом”. Картер приставил палец к виску и сделал вид, что нажимает на курок. Альтман продолжил: “Было бы хорошо, если б вы организовали хоть одно связующее звено и начали давать добро на пилотные программы в течение хотя бы двух недель”.

“Ладно, – отвечает Картер, посмотрев на одного из семерых своих помощников, который что-то пишет на листке бумаги. – Что еще?”

Альтман подумал. “Было бы замечательно, если бы вы или кто-то из ваших представителей приехали пообщаться с нами в YC”.

“Я сам это сделаю”, – обещает Картер.

Когда все расходились, Крис Линч, бывший менеджер Microsoft, который теперь возглавляет цифровое подразделение министерства, обратился к Альтману: “Хорошо бы было поговорить об OpenAI”. Альтман неопределенно кивает. Оборонным бюджетом США на 2017 год выделено $3 млрд на проекты по взаимодействию человека с машиной, известные как “Военные кентавры”; кроме того, разрабатывается ракета большой дальности, которая бы могла автономно принимать решения по наведению. Позже Линч говорит мне, что OpenAI хорошо вписался бы в ряд этих проектов.

Крис Линч / Steven Levy

Альтман колебался насчет передачи разработок OpenAI Линчу и Картеру. “Конечно, я беззаветно люблю нашу страну, лучшую страну в мире”, – говорит Альтман. В Стэнфорде он работал над созданием дронов для Управления исследовательских проектов Минобороны. “Но в некоторых вопросах мы никогда не станем сотрудничать с министерством”. Он добавляет: “Как говорит один мой друг, “единственное, что спасает нас от Министерства обороны – тот факт, что при всех своих миллиардах они не особо компетентны”. Но меня терзают сомнения, потому что у них – лучшая в мире кибер-команда”. Альтман, который инстинктивно стремится наводить во всем порядок, хочет помочь военным обрести новую силу – и потом защищать мир от этой новообретенной мощи.

Почти все стартапы в YC на начальном этапе получают одинаковое финансирование, а значит, и равную оценочную стоимость – $1,7 млн. После Демо-дня их средняя стоимость составляет $10 млн. Существует несколько теорий того, почему эта цифра за 3 месяца вырастает почти в шесть раз. Первая гласит, что лучшие претенденты стремятся попасть в лучший инкубатор, и что YC в итоге выбирает из них тех, чей проект в любом случае увенчается успехом. Пол Бакхайт, который управлял прошлыми наборами, утверждает: “Все зависит от авторов проектов. У Facebook был Марк Цукерберг, а у MySpace – команда макак”.

Как следствие, Y Combinator учит свои компании, как лучше себя преподнести во время Демо-дня. Венчурный бизнесмен Крис Диксон, восхищающийся акселератором, говорит: “Основатели компаний так хорошо подготовлены, что знают, как взять инициативу в свои руки – они не только демонстрируют экспертные знания, но и начинают травить истории из своего прошлого, которые должны подчеркнуть их настойчивость и смелость”.

Ken Yeung/VentureBeat

Питчинг зимней группы сопровождался неизменным повествованием: упомяни себя в контексте какого-то громкого бренда (“Мы – Uber для родителей, которые ищут няню”, “Stripe для африканского рынка”, “Slack для медицины”), а если подходящего аналога не существует, говори “X не в порядке. В будущем Y поможет исправить ситуацию с X. Сейчас мы ведем работу над Y”. После этого озвучь принцип своего стартапа, приправив его модными словечками. “Мы улучшаем технологии, позволяющие автоматически достичь персонализации” (читай: “шампунь для вашего типа волос”). Пол Грэм радостно признается: привив своим подопечным такую дисциплинированность подачи, он дает шанс “неудачникам ничем не отличаться от умниц”.

Другая теория гласит, что YC действительно учит свои компании чему-то полезному, в основном заставляя их концентрироваться на росте бизнеса и не отвлекаться на общение с профильной прессой, конференции или внесение мелких поправок в код.  Золотой стандарт YC – еженедельный 10%-ный рост доходов, что в годовом исчислении равно их росту в 142 раза. Не получается – что ж, расскажи о росте в каком-то другом отношении. Так, одна компания заявила на Демо-дне, что добилась “50%-го роста публичности” – что бы это ни значило. Себастьян Валлин рассказывает мне, как его компания Castle, привлекла $1,8 млн благодаря тому, что ее основатели “нашли удачную метрику для демонстрации роста. Мы отслеживали количество установок нашего продукта, но выглядело это неубедительно. Тогда мы взяли количество защищенных аккаунтов, и оно показало 30%-ный рост за время пребывания компании в YC. 40% всех аккаунтов принадлежало компаниям из YC. Это была идеальная сказочка”.

Правда заключается в том, что резкий и долгосрочный рост – это редкость, и поддерживать его все новыми и новыми инновациями почти нереально: если что-то неконтролируемо растет, то это, скорее всего, опухоль. Год назад, после нескольких неудач Reddit, Альтман как член совета директоров убедил сооснователя компании Стива Хаффмана снова занять пост главного исполнительного директора. “Я сразу ответил Сэму: не задалбывай меня ростом [компании]. От меня это не зависит. В любом крутом стартапе – Facebook, Airbnb – поначалу понятия не имеют, за счет чего он растет. Но это понимание должно прийти до того, как рост остановится. За этими скачками скрываются все проблемы”.

Стивен Хаффман / Noel Spirandelli

Но похоже, что в действительности успех YC объясняется по-другому: все дело в том¸что компания создала мощную сеть. Ее выпускники ведут себя как кэйрэцу (крупные японские бизнес-конгломераты – ред.), сети взаимосвязанных компаний, которые протягивают друг другу руку помощи. “У YC – своя экономика”, – объясняет Хардж Таггар, один из основателей Triplebyte – платформы, которая подбирает кодеров для компаний из YC. Каждой весной стартаперы собираются в “Лагере YC” в лесу на севере от Сан-Франциско, чтобы поддерживать эту сеть – своего рода Богемская роща для айтишников (разве что здесь гости чаще бегают отлить). Когда Альтман впервые пообщался с Кайлом Вогтом из Cruise, тот уже прошел курс YC в рамках другой компании, так что был в курсе местных порядков. Вогт вспоминает: “Я разговаривал с пятью моими приятелями, которые бывали в YC больше одного раза, и удивлялся: стоит ли туда возвращаться? Действительно ли стоимость продукта от твоей вовлеченности в такую сеть? И они отвечали – да, оно того стоит”.

И с ними не поспоришь. По словам Энди Вайссмана из Union Square Ventures, “в Демо-день пользователи компаний из YC – это другие компании YC. Вот почему все они так быстро растут. Круто же – иметь рядом более тысячи фирм, которые готовы пользоваться твоим продуктом!” Дело не только в том, что клиентами стартапов из YC могут стать Airbnb или Stripe; но и в том, что выпускники YC проникают в крупнейшие компании Кремниевой долины. Из 121 стартапов YC, купленных той или иной компанией, многие перешли под крыло таких гигантов как Facebook, Apple или Google.

Однако сама мощь этой сети уже начала беспокоить Альтмана. В феврале он обратился с письмом к недавним выпускникам YC: он написал, что некоторые из них стали чересчур самоуверенными. “Когда компании остаются на плаву только за счет своей принадлежности к YC, это вредит и самим компаниям, и Долине, – говорит он. – Будет лучше для всех, если плохие компании будут погибать быстрее”.

Как-то вечером дома у Альтмана двое его младших братьев, Макс и Джек, начали шутливо убеждать его баллотироваться на пост президента в 2020 году: ему как раз исполнится 35 лет. 28-летний Макс говорит: “Кто, если не ты, Сэм?” Пока Альтман не особо настойчиво пытается сменить тему, 27-летний Джек добавляет: “Мы тебя не просто подкалываем. Айтишникам нужен свой кандидат”.

“Давайте отправим нашего еврея-гомосексуала! Точно сработает!” – язвит Альтман.

Джек бросает взгляд на полку, где стоит настольная игра “Самурай”, и продолжает: “Сэм всегда в нее выигрывал, когда мы быть детьми, потому что всегда провозглашал себя предводителем самураев. Мол, я должен победить, я тут за всех отвечаю!”

Альтман парирует: “Хочешь блиц-партию в шахматы?” Джек смеется.

Джек Альтман (слева) / Techcrunch

Макс работает в одной из компаний YC – Zenefits. Джек был одним из основателей стартапа Lattice, направленного на повышение служебной эффективности (он недавно тоже прошел курс в YC). Братья временно перебрались к Альтману три года назад, и так и остались жить с ним. Недавно Сэм нанял дизайнера, чтобы помочь ему сменить серую мебель от Ikea на снова-таки серые диваны SummerHouse. Он развесил красиво обрамленные фото из космоса, но его дом все еще хранит дух студенчества – пускай и престижного. Его мать рассказывает: “Мне кажется, Сэму нравится, когда братья рядом – они могут дать ему отпор, когда другие просто смирятся. Но это при такой расстановке сил лучше бы им разойтись, пока не грянул гром!”

В марте Альтман сообщил в своем блоге, что он инвестировал в компанию Asana; он лидировал в $50-миллионном раунде “C”. Чтобы работа ваших подопечных была согласована, нужно ставить конкретные задачи, хорошо их формулировать и аккуратно измерять фидбэк, и “Asana лучше всех справляется с этими тремя задачами”, – написал он. Прочтя этот пост, Джек Альтман написал Сэму короткое сообщение: “Ой-ёй!” (По мнению создателей Lattice, лучше всех с этими задачами справляется именно их стартап.) После этого Джек позвонил родителям; те были ошеломлены.

Основатели Asana, Дастин Московиц и Джастин Розенштейн / Asana

“Ты все еще злишься на меня, Джек?” – спрашивает Альтман. По его словам, он “писал пост в спешке – ребята из Asana меня попросили, и я как раз прослушал презентацию Джека, так что, возможно, неосознанно перенял часть его фраз”. Осознав свой прокол, он срочно позвонил брату, извинился и спросил, как ему искупить свою вину. Он поясняет, что не ждал такого поворота: “Я использую Asana как список дел. У Lattice такой функции нет”.

“Он сделал это не со зла, – позже поясняет Джек. – Это типичный Сэм, мчащий со скоростью миллион миль в минуту. Позже он в шутку говорил, мол, “мы вас растопчем”, но тогда мы уже были на стадии перемирия”.

Пока Альтман готовит пасту и томатный соус по рецепту Марчеллы Хазан, Джек опять начинает его троллить. “Когда зимой Сэм приезжал ко мне в YC, все та-ак на нас смотрели! Те, кто его не знает, относятся к нему… ну, не как к Бейонс, но…”

“Ты преувеличиваешь”, – замечает Сэм.

“Я говорю правду. Ты мог бы вести куда более эксцентричный образ жизни, – продолжает Джек. – Водить Макларен…”

“Ездить на нем во французскую химчистку”, – вклинимается Макс.

“Летать туда-сюда по Калифорнии, покупать ископаемые за десятки тысяч долларов”, – заканчивает Джек. Его старший брат, виновный по всем статьям, склоняется над кастрюлей с пастой.Хоть Альтману и явно по душе возглавлять YC, временами он как будто задумывается о том, не прошло ли что-то мимо него. Закончив свой курс в YC вместе с Loopt, он годами не притрагивался к лапше быстрого приготовления и кофейному мороженому из Starbucks, которыми раньше постоянно питался. Но сейчас вкус такой пищи вызывает у него ностальгию.

Наблюдая за Ником Сайво, который повторно проходит через акселератор с новой компанией, Альтман вспоминает юношеские годы. В разговоре со мной и Сайво Альтман замечает: “Я до сих пор думаю о Нике так, будто он остался 18-леткой. По-моему, он точно так же думает и обо мне”. Сайво говорит, что не понимает, о чем речь. “Как будто ты парень из колледжа, которого никто не знает и знать не хочет”, – поясняет Альтман с тоской.

Credit Peter DaSilva/NYT

Работа на благо прогресса может оказаться чрезвычайно полезной, но заниматься ею дорого. Чтобы привлечь необходимые средства, Альтман потихоньку углубляется все дальше в Долину: под его руководством YC становится чем-то вроде венчурной компании. YC всегда позиционировал себя как внимательного ангельского инвестора, готового протянуть руку помощи – в противовес безжалостным венчурным инвесторам, которые вмешиваются в процесс на более позднем этапе и требуют от проекта гигантской отдачи. Когда-то Грэм опубликовал эссе “Единая теория отстойности венчурных инвесторов”; при нем один из спикеров на конференции YC поставил слайд “Венчурные инвесторы: бездушные агенты сатаны или неуклюжие насильники?”YC помог дать стартаперам больше силы путем заключения контрактов, которые ослабили хватку венчурных инвесторов. Кроме того, YC предоставляет подопечным письменные отчеты об инвесторах, оценивая последних по числовой шкале. Брайс Робертс – глава венчурной фирмы, которую четыре года подряд не приглашали на Демо-день из-за того, что он как-то одолжил свой пропуск в YC коллеге, говорит: “Их девиз – мы следим за вами!”

Инвесторы поняли, что если они хотят пробиться к топ-компаниям YC, то должны предлагать справедливые условия, трудиться на благо стартапов и выполнять все, что YC пожелает. В личной беседе многие жалуются на то, что YC взвинчивает цены на рынке. А кто-то обвиняет акселератор в социал-дарвинизме. Один хорошо известный инвестор рассказал мне: “Программа YC хороша для четырех лучших компаний группы, но губительна для 46 оставшихся, потому что когда они приходят ко мне, я знаю, что Sequoia и Andreessen Horowitz от них уже отказались”. Бен Горовитц, один из основателей упомянутого Andreessen Horowitz, поясняет, что такая динамика не является чем-то уникальным: “Люди, у которых основатели стартапов хотят взять деньги, делают выбор первыми, а другим приходится выбирать из оставшихся. Это капитализм! Делай свою гребаную работу, или тебе надерут задницу!”

Горовитц на обложке Fortune

Подход Альтмана к инвестированию был сформирован Питером Тилем – 48-летним либертарианцем, стоявшим у истоков PayPal и Palantir. Тиль тайно финансировал разбирательство, которое довело до банкротства Gawker Media. Еще он принимает гормон роста, чтобы увеличить продолжительность своей жизни. (Недавно он задумался о том, что проще было бы использовать кровь более молодых людей). Будучи крупнейшим венчурным инвестором, Тиль во многом является противоположностью Пола Грэма: вместо нескольких фанатичных последователей и “лапшичной прибыли” он отдает предпочтение монополизации и неостановимому росту. Но оба с пристальным вниманием относятся к качествам стартаперов и длительным перспективам их компаний: сможет ли их бизнес вырасти в 100 раз за ближайшие 5-10 лет?

Годами в YC обсуждают, как лучше инвестировать в компании, чтобы те росли и приносили прибыль. Год назад Альтман предложил сформировать кредитный пул в размере $4-5 млрд, а позже – фонд развития в размере $2-3 млрд. Один из представителей YC вспоминает: “Мы все говорили ему, что это огромные суммы”. В конце концов, Альтман отказался от своей идеи. “Люди, которые меня разубеждали, оказались правы. У нас нет возможности раздавать компаниям $5 млрд, – говорит он. – По крайней мере, пока”.

Первый фонд развития, запущенный в прошлом сентябре, насчитывал скромные $700 млн. Но в то время как инвесторы такого типа обычно рады возврату средств в трехкратном размере, Альтман ожидал невероятной десятикратной прибыли.

Фонд Continuity будет в основном заниматься финансированием на поздних этапах, но треть его средств предназначается для сохранения инкубатором 7%-ной доли в компаниях-выпускниках, добившихся финансирования. (Если бы YC инвестировала только в “любимчиков”, венчурные инвесторы посчитали бы, что оставшиеся компании – второй сорт.) Управляющий Continuity Али Роугани поясняет, что это – огромное конкурентное преимущество. “Growth инвесторы тратят 80-90% времени на поиск сделок, облетая планету как японский рыболовный флот. Мы ловим рыбу в аквариуме, запасы в котором постоянно пополняются”.

Али Роугани (справа)

Но многие инвесторы восприняли Continuity как эсминец, стоящий на якоре в Южно-Китайском море. Брайс Робертс рассказывает: “Это атака на Сэндхилл-роуд, – улицу, где расположены многие ключевые фирмы Кремниевой долины. – Если Сэм и не говорит об этом вслух, он об этом задумывается. Зачем владеть 7% Airbnb, если можно владеть четвертью?” Многие переживают о том, что если YC начнет сопровождать столько топовых стартапов от самого их рождения до IPO, из бизнеса уйдет не один инвестор. Это сильно сократит число источников, к которым другие стартапы смогут обращаться за финансированием и экспертной оценкой – и сосредоточит больше власти в руках YC. Один из ведущих инвесторов говорит: “В какой-то момент они начнут перебирать свои лучшие компании перед A- и B-раундом. Я просто предположу, что они хотят все перевернуть вверх дном и захватить мир”.

Я пересказал эту мысль Альтману, и он просто взбесился. “Мы не будем вести A-раунды, покуда я возглавляю YC! – заявил он. – Такой подход нанесет нашей программе непоправимый урон”. Но Джонатан Леви – партнер YC, помогавший уладить юридический аспект при организации YC Continuity, – замечает: “Документы оставляют достаточно пространства для маневров – в разумных пределах. Ну смотрите: уважает ли Сэм Sequoia? Да. Считает ли он, что мы можем их уделать? Безусловно. Уделает ли он их? Безусловно. Способен ли он, на мой взгляд, получить контроль над всей венчурной системой? Безусловно. В изначальный план внесут одно исключение, потом два, а потом изменится все система”.

Джонатан Леви (справа)

Во время своего визита в Нью-Йорк Альтман заезжает ко мне поговорить о том, как технологии изменили наше восприятие самих себя. Он сидит на диване, поджав колени, и рассуждает: “Помню, когда Deep Blue выиграла партию у Гарри Каспарова в 1997 году, я думал – кому вообще нужны эти шахматы? А сейчас, когда человек проиграл в AlphaGo, мне очень грустно”, – он имеет в виду недавний проигрыш чемпиона по игре в го компьютерной программе от Google DeepMind. “Я в команде Людей. И я грущу лишь о том, что спектр вещей, в которых люди превосходят роботов, продолжает сужаться”. Спустя минуту он добавляет: “Скорее “тоскую”, а не “грущу””.

Многие в Кремниевой долине одержимы гипотезой, согласно которой то, что мы считаем реальностью, на деле является компьютерно сфабрикованной подделкой. Два миллиардера из сферы IT даже втайне наняли ученых, которые помогли бы человечеству выбраться из этой симуляции. Но Альтман считает, что опасность представляют не наши возможные творцы, а наши собственные творения. “Эти телефоны уже нас контролируют, – говорит он, нахмурившись над своим iPhone SE. – Слияние с техникой уже началось, и оно станет лучшим для нас исходом. Любой другой вариант сосуществования закончится конфликтом: или мы поработим ИИ, или он поработит нас. Самый продвинутый и безумный вариант слияния с техникой – загрузить наши мозги в облако. Мне такое по душе”, – говорит он. “Нам нужно вывести человечество на новый уровень, потому что наши потомки или завоюют галактику, или навсегда уничтожат разум во вселенной. Ну и времечко!”

Некоторые футуристы – да Винчи, Жюль Верн, фон Браун – предсказывали появление технологий за сотни лет до их изобретения. Альтман оценивает текущие инициативы и угрозы, а после сосредотачивается на действиях, которые могут их ускорить или предотвратить. План Грэма, согласно которому айтишники должны были предотвратить президентство Трампа, потерпел крах, – но, проразмышляв над этим несколько месяцев, Альтман заявил о запуске независимого проекта VotePlz, призванного заставить молодежь идти на выборы. Рассмотрев выборы с точки зрения айтишников – как с минимумом кода получить наибольший результат? – Альтман и трое его соратников сосредоточились на том, чтобы помочь молодежи в девяти колеблющихся штатах зарегистрироваться для участия в выборах. В день выборов приложение с помощью приложения можно будет вызвать такси Uber, чтобы приехать на избирательный участок (статья вышла 10 октября 2016 года – ред.)

CNN

Искусственные вирусы? Вместе с подразделением YC Research Альтман планирует создать отдел по борьбе с ними. Старение и смерть? Он собирается спонсировать компанию по изучению парабиоза, где изготавливали бы омолаживающую сыворотку из чужой крови. “Если это сработает, – говорит он, – жить вечно вы не будете, но сможете дожить до 120 лет в добром здравии, а потом быстро выйти из строя”. “Моральный износ” человечества? Он хотел бы организовать группу, занимающейся подготовкой наших преемников – будь то ИИ или некая улучшенная версия homo sapiens. Идея заключается в том, чтобы усадить за один стол философов, ученых из сфер робототехники, кибернетики, квантовых вычислений, ИИ, синтетической биологии, изучения генома и космических полетов, и обсудить процесс и этические аспекты такой “смены поколений”. В настоящее время ведущие специалисты из этих областей иногда собираются дома у Альтмана; свою группу они полушутливо называют Ковчегом.

Эмоции порой застилают направленный в будущее взгляд Альтмана. Он говорит мне: “Если все человеческие жизни одинаково ценны, и 99,5% этих жизней будут принадлежать людям будущего, то нам следует посвятить все свое время заботе о будущем”. Он добавляет тише: “Но я гораздо сильнее переживаю о своей семье и друзьях”. Он спрашивает: скольких незнакомцев я готов бы бросить на произвол судьбы (или собственноручно убить), чтобы спасти своих близких? Пока я раздумываю над этим, он отвечает, что сам принес бы в жертву сотню тысяч людей.

Я говорю, что моя цифра могла бы быть еще больше. “Это баг”, – неутешительно констатирует он.

Ему больше нравилось изучать последствия инноваций. Первоочередная проблема заключается в том, что компьютеры могут лишить большинство людей работы. Альтман организовал в рамках YC 5-летний проект по изучению безусловного дохода. Исследование, которое стартует в 2017 году, посвящено идее, недавно обретшей популярность: что, если давать людям суммы денег, достаточные для безбедного существования? Расширяя первоначальные исследования, проведенные в Манитобе и Уганде, YC планирует обеспечить тысячу людей в Окленде суммой порядка $12-24 тысяч, которых каждому должно хватить на год.

Проблема, стоящая перед таким экспериментом, так же проста, как и его суть: почему люди, которым не полагается пособие, тоже будут его получать? Не будут ли легкие деньги усугублять праздность? Подсчеты тоже впечатляют: если раздать всем американцам по $24 тысячи, в год набежит сумма около $8 триллионов – это вдвое больше суммы всех федеральных налоговых поступлений. Но Альтман говорит: “Многие не понимают, что если расходы на работников снижаются до нуля, – ведь умные роботы поглотили все специальности, – снижаются и расходы на достойную жизнь. Если мы запустим ядерный синтез, и электричество будет бесплатным, перевозки тоже серьезно подешевеют; а стоимость электричества к тому же напрямую влияет на стоимость воды и пищи. Люди тратят крупные средства на хорошее образование, но во многом можно разобраться на уровне эксперта, просто покопавшись в телефоне. Так что если американской семье из четырех человек сейчас требуется для счастья $70 тыс. – это цифра, которую вы слышите чаще всего, – то через 10-20 лет эта сумма будет на порядок ниже. С вычетом стоимости ведения домашнего хозяйства – от $3500 до $14 000”.

В лучшем случае, технологии так изменят мир, что Альтману не придется выбирать между большинством и избранными. Когда ИИ реформирует экономику, считает он, “у нас появятся неограниченные средства и постоянное вытеснение людей с их рабочих мест, так что во внедрении безусловного базового дохода все же есть смысл. Плюс ко всему, пособие даст возможность свободно творить одному человеку из миллиона, который создаст новый Apple”.

На общем собрании YC под конец зимнего курса его куратор Пол Бакхайт обсуждает результаты опроса, проведенного среди стартаперов. Кто-то из них жалуется на меню (недостаточно блюд без содержания пасленовых, растворимый кофе). Но основная претензия, по словам Бакхайта – это то, что со 127 компаниями в группе, “YC кажется огромным. Многие из нас тоже так считают. Основатели стартапов – не школьники и не стадные животные, которых мы здесь пасем. Они – будущие Марки Цукерберги, они – товарищи, и нам крайне важно сделать так, чтобы они нас любили”. Он добавляет: “Я хочу, чтобы в следующем наборе было 100 компаний”.

Пол Бакхайт

Позже Альтман рассказывает мне, что сосредоточенность на основателях компаний была ошибкой. “Когда я возглавил YC, мы принимали в расчет то, насколько сами компании довольны акселератором, но такой подход был неправильным. Чтобы убедиться в том, что с нами сотрудничают лучшие инвесторы, мы также замеряем уровень удовлетворенности наших партнеров”, – сейчас он составляет 4,38/5, – “в сравнении с тем, насколько провальные компании не удовлетворены нашей заботой”.

Венчурные инвесторы убеждены в справедливости “закона силы”, согласно которому, 1-2 компании приносят 90% прибыли. Так что благодетели втайне надеются, что остальные стартапы в их портфолио выйдут из строя как можно скорее, вместо того чтобы тащиться вперед как зомби и отнимать у других ресурсы. Альтман уточняет, что лишь пятая часть компаний YC терпит крах. “Нам нужно рисковать еще активнее, чтобы процент провалов достиг аж 90%. Если вы хотите оптимизировать возврат инвестиций, следует вкладывать все средства в одну, лучшую компанию группы”. Он признает, что “это деморализует остальных, и продуктивную сеть так не построишь. Но, с другой стороны, сеть из всего лишь 3-4 гигантских YC-компаний была бы вполне продуктивной”.

Опасения насчет того, что акселератор разрастается все больше и все быстрее, продолжают витать в воздухе. Один из основателей Dropbox Дрю Хьюстон говорит, что приток талантливых стартаперов не бесконечен: “В какой-то момент, начиная с десять тысяч первой компании, вы начинаете принимать людей, которым раньше отказали бы”. Марк Андриссен, чья венчурная компания инвестирует 15% средств в компании YC, считает: “Если свести все вместе, выходит, что с ростом YC им удается все лучше отбирать стартапы – и чем притягательнее становится YC, тем коллективы в группах становятся все более однородно квалифицированными”. Однако он добавляет: “Вопрос в том, не растягивают ли они свою сеть до предела? Это гениальность и безумие в одном флаконе”. Когда речь идет о большом успехе, ключевые принципы Кремниевой долины вступают в конфликт: масштаб против однородности  и сплоченности.

Марк Андриссен / Phil McCarten/Reuters

Альтман признает, что сеть YC перегружена, – в ней сотни молодых компаний, каждая из которых хочет достучаться, к примеру, до Патрика Коллисона из Stripe. Он говорит, что в Stripe появилась должность, человек на которой занимается всеми вопросами, связанными с YC; Альтман надеется, что другие ключевые для YC компании последуют ее примеру. И лучше бы им поторопиться: этой зимой проект YC Fellowship будет переформатирован в Школу Стартапов – бесплатный онлайн-курс длительностью 10 недель для всех желающих. В его рамках компании не получают финансирование, но изучают все то же, что и компании в оффлайне. Альтман будет лично следить за реализацией: он убежден, что это самый быстрый и простой способ ежегодно привлекать в сеть YC 10 тысяч новых компаний. “Если мы продолжаем разрастаться и вдесятеро увеличиваем количество крутых стартапов – даже если не владеем в них долей – то это идет лишь на пользу YC, хотя пока я затрудняюсь сказать, каким образом”.

Что касается летнего набора, то вместе с компаниями из Fellowship в него вошло 170 стартапов – больше, чем в зимнюю группу. Кроме того, этой зимой YC будет посвящать вдвое больше времени программированию, что дополнительно ускорит рост компаний. В будущем году Альтман планирует запустить YC в Китае, и раздумывает над подразделением в Индии. “Однажды сеть YC вырастет в сотни раз по сравнению с тем днем, когда я возглавил компанию”, – говорит он. Многое может пойти не так, но “вряд ли кто-то способен нас остановить”, добавляет Альтман.

Режим, введенный Альтманом, заставляет некоторых тосковать по старому товарищескому духу, царившему в YC. Один из таких людей поясняет: “Сэм слегка преувеличивает значение славы. Свой собственный бренд он ставит превыше всего. При Пи Джи в YC царил семейный дух, а сейчас тут все бюрократизировано и обезличено. Сэм усиливает управление, но в качестве главы организации ему следовало бы его ослабить”. Я спросил у Альтмана, что он думает по этому поводу. “Безусловно, я мог бы лучше справляться с управлением – в Loopt это было моим главным недостатком, и я до сих пор ощущаю из-за этого некую “просвещенную беспомощность”. Я не хочу раз в неделю устраивать разговоры с глазу на глаз и все эти “давай-обсудим-дальнейшее-развитие-твоей-карьеры”. Но я считаю, что нет ничего плохого в небольшом беспорядке на организационном уровне. При условии, что большие решения – те, которые приносят нам доход, – мы принимаем правильно”. Обобщая, он замечает: “Мой мозг никак не реагирует на мнение других людей обо мне. И это настоящий дар: большинство людей хотят, чтобы другие их принимали, поэтому не идут на риск, который в глазах других сделает их сумасшедшими. И из-за этого совершают огромный просчет”.

Недавно YC начал планировать запуск проекта по оценке целесообразности строительства собственного экспериментального города. Он будет расположен где-то в Америке (а может, за рубежом), и оптимизирован в технологическом плане: например, единственным видом транспорта там могут стать беспилотные авто. Такой себе университетский городок за пределами YC, университет будущего, – говорит Альтман. – Сто тысяч акров, от 50 до 100 тысяч обитателей. Мы собираем деньги на строительство инфраструктуры и обеспечиваем новые стандарты проживания, руководствуясь концепцией: “Никому не позволено зарабатывать деньги на недвижимости”. Он подчеркивает, что это всего лишь задумка, но уже рассматривает возможные места для строительства.

Такой мегаполис можно вообразить себе в виде образцового города-государства новой эры, Афин XXI века, а можно – в виде элитного сообщества для избранных, крепости, защищающей от надвигающегося хаоса. Альтману проще предсказывать будущее, когда он берет его строительство в свои руки. Первое, что он сделал в OpenAI – украсил конференц-зал цитатой адмирала Хаймана Риковера (создателя атомного флота США – ред.): “Хорошо прожил жизнь не тот, кто знал, а тот, кто действовал”. “Я убежден, что обязанность каждого из нас – действовать так, будто на нем лежит ответственность за судьбу всего мира… Мы должны жить ради будущего, а не ради нашего собственного комфорта или успеха”. Альтман перечисляет все препятствия, которые преодолел Риковер на пути к строительству современного атомного флота. “Невероятно!” – говорит он. Но, после короткого раздумья, добавляет: “Под конец своей жизни, когда он, наверное, уже был на грани старческого маразма, адмирал говорил, что его детище следовало бы затопить. Здесь есть о чем подумать”.