Холл Шевченковского райсуда, около 14:00. Журналисты выстроились в зал судебных заседаний, в котором должны начать слушать дело об убийстве Шеремета. Штативы телекамер частично перегораживают проход к лифтам, поэтому посетителям приходится либо продираться сквозь аппаратуру, либо обходить очередь, хвост которой тянется чуть ли не до лестницы на другие этажи. Женщина пенсионного возраста как раз проталкивается между телеоператорами, вызывает лифт и решает убить время за разговором со СМИ.

– А что это за суд, столько народу собралось?

– Это дело об убийстве Павла Шеремета. Где Антоненко, Дугарь и Кузьменко.

– А кто здесь судья?

– Оксана Голуб.

– Ой, бедная. Хорошая судья она, за что ей так.

Тут приезжает лифт. Женщина качает головой и заходит внутрь. Судебная охрана открывает дверь.

“Передний ряд скамеек оставляйте свободным! Камеры ставьте во втором ряду”, – говорит судебный распорядитель в спины представителей СМИ, которые быстро заходят в зал заседаний.

“Там не становитесь, здесь не ходите, что еще не делать?” – изредка слышно раздраженное ворчание журналистов.

Следственная бюрократия

Судебное заседание начинается с задержкой как минимум в 20 минут. Пока телеоператоры занимают свои места, конвоиры проверяют стеклянный аквариум: человек в зеленой форме осматривает скамью и пространство под ней, решетку, к которой крепятся микрофоны. Кажется, он доволен результатом и через несколько минут внутрь заводят Андрея Антоненко. Он садится на скамью, снимает с лица балаклаву, получает капли для носа. После медицинских процедур вытягивает из кармана маску и надевает ее на лицо. Конвой передает ему воду.

Судебная охрана, тем временем, решает что делать со свободными слушателями, которые, возможно, попытаются попасть на заседание.

“Говоришь, что судебное заседание закрытое, пускайте только СМИ. Если кто-то опоздал – внутрь больше не заходит до перерыва. Возникнут конфликты, кто-то будет прорываться внутрь – зови помощь”, – говорит один мужчина в синей форме другому.

Появляется Оксана Голуб в сопровождении присяжных. Она напоминает, что сегодня суд должен начать исследовать доказательства по делу. Здесь следует пояснить, что во время предыдущих заседаний суд решил, что первыми стоит рассмотреть тома дела (то есть письменные доказательства), а уже после этого должны осмотреть фото, видео и допросить свидетелей. Однако сначала – уже привычное ходатайство от защитников Антоненко: они просят выпустить их подзащитного из стеклянного бокса.

“Кроме того, что согласно позиции ЕСПЧ, это нарушает презумпцию невиновности, Антоненко лишен возможности на защиту, поскольку он сидит за стеклом. Мы не можем показывать ему документы, с ним общаться и тому подобное. Если суд переживает о безопасности – то, считаем, количество судебной охраны и полиции, которую мы встретили пока шли на этот суд, способны задержать одного человека, если он гипотетически решит сбежать”, – отметили защитники Антоненко.

Прокурор Николай Тишин, традиционно, выступил против. Поскольку, по его словам, Антоненко представляют два адвоката и поэтому его право на защиту не нарушается. Оксана Мельник (в свое время защищала “азовца” Станислава Краснова и экс-нардепа Игоря Мосийчука – ред.), представитель пострадавших Алены Притулы и Шеремета решила поддержать прокурора.

“По моему мнению, это ограниченное пространство вполне оборудовано для того, чтобы права обвиняемого не нарушались”, – заявила она.

Присяжные, посоветовавшись с Голуб, решили оставить Антоненко за стеклом.

Защита тут же подала второе ходатайство: просила несколько “уточнить” порядок исследования доказательств.

“Да, суд определил, в каком порядке исследовать доказательства. И первыми должны были идти именно доказательства письменные. Мы же просим уточнить и начать исследование доказательств не с 1-го тома, а с 7-го и 22-го. Поскольку там есть информация, на которую мы хотели бы ссылаться, когда будем рассматривать продление мер. Речь идет о следственном эксперименте, экспертизе роста, экспертизе Бирча (экспертиза походки британского эксперта Ивана Бирча – ред.). Мы хотим, чтобы все увидели, что обвинение ставит в качестве главных доказательств”, – заявил адвокат Станислав Кулик.

Как и в предыдущем случае, и прокурор, и представитель потерпевших Мельник были против. По их мнению, защита просила о “смене порядка исследования доказательств”, что невозможно сделать. Зато, считали они, стоит изучать тома дела так, как их подавала прокуратура.

Важный момент в том, что изначально по делу об убийстве Павла Шеремета было 200 томов. И именно в нем происходили следственные действия и проводили экспертизы. Однако в прошлом году из этого уголовного производства выделили еще одно, и передали в суд. Однако в нем оказалось только 38 томов из 200. В суд же, как доказательство, прокурор Тишин подал 26 томов из 38 и часть этих материалов – это бюрократическая информация. Например, как в томе №1, который взялся исследовать суд.

“Постановление об изменении подследственности, об изменении группы следователей, о смене  группы прокуроров, постановление … рапорт”, – тихой скороговоркой начала читать Голуб. Время от времени ее перебивали адвокаты, чтобы уточнить те или иные детали.

“Уважаемый суд, хотим подчеркнуть, что изменение подсудности, по нашему мнению, происходило незаконно. Ведь закон определяет, что это можно сделать только в случае, если расследование вели неэффективно. Нет в законе формулировки “из-за сложности” или “резонансности”. Хотим подчеркнуть, что смена группы прокуроров происходила, вероятно, потому что их предшественники отказывались подписывать сомнительные подозрения. Так же и следователи. Отсутствует достаточное обоснование таких решений. Эти постановления мы обжаловали”, – заявляли защитники.

“Могу лишь предположить, что изменение группы прокуроров происходило потому, что у нас в стране проходила люстрация, аттестация. Поэтому могли происходить определенные изменения среди личного состава. По следователям: преступление сложное. Обвиняемые пересекали границы различных областей, поэтому логичным представляется приобщение к делу следователей из других регионов”, – комментировала претензии Мельник.

Примерно то же самое говорил и прокурор Тишин: группу следователей усиливали, а прокуроров меняли из-за аттестации и кадровых перестановок.

Последнее, что подчеркивает защита официальных обвиняемых – изменение подозрений. Поскольку, по словам адвоката Кулика, это произошло примерно через сутки после назначения нового прокурора по делу.

“В прошлом году в дело назначают нового прокурора. И он за сутки изучает 200 томов дела в уголовном производстве: письменные доказательства, фото, видео, возможно вещественные доказательства. И после этого принимает решение изменить подозрения. Но это нонсенс. Невозможно за столь короткое время принять взвешенное решение. Даже прочитать столько текста. На это способен разве что сверхчеловек”, – возмущается Кулик.

– А почему вы решили, что в предыдущем деле было 200 томов? – спрашивает Тишин.

– Так что, получается Арсен Аваков врал? – спрашивает Кулик.

– Уважаемый защитник, давайте без риторических вопросов, – просит председательствующая Голуб.

– Я просто говорю, откуда мы такую ​​информацию: это слова министра внутренних дел и пресс-службы МВД.

– Давайте без политики, хорошо? Дело любит тишину, – вставляет ремарку Мельник.

Чтобы прочитать первый том, суду понадобилось около трех часов. После чего он решил пойти на короткий перерыв.

Еще два месяца СИЗО

“Чувствую себя не очень. Мне делали ПЦР-тест полторы недели назад – он показал отрицательный результат. Но сегодня у меня была температура, по крайней мере, когда я выезжал из СИЗО. Но чтобы не говорили, что кто-то уклоняется, срывает заседание – я приехал. Ключ к освобождению? Думаю, он лежит где-то на Банковой”, – говорит Антоненко в перерывах в разговоре с журналистами.

“Давайте позже. Я просто готовлюсь, здесь речь, а надо будет на комментарий переключится. И вообще бы я хотела подышать воздухом, а то в зале душно. Давайте уже после заседания”, – ответила представитель потерпевших Мельник журналистам, которые пытались взять у нее комментарий.

Перерыв длился недолго – минут 10. После суд объявил: поскольку рабочее время заканчивается, стоит переходить к гарантиям, ведь их срок истекает 7 февраля. Прокурор Тишин, который просил оставить меры без изменений, был краток.

“Антоненко идентифицировали как лицо, совершившее преступление. Поддерживаю доводы ходатайства, учитывая тяжесть обвинения, считаю что другие меры пресечения применить нельзя. Поэтому прошу продления содержания под стражей на 60 суток без права внесения залога. Ведь до сих пор остаются риски воздействия на свидетелей, экспертов, риск совершения другого правонарушения”, – говорил Тишин. Подобные риски он назвал и для Дугарь и Кузьменко. Впрочем, на публику не уточнил, чем именно он их обосновывает и есть ли какие-то факты, которые позволяют об этих рисках говорить.

“Ваша честь. Я уже устал что-то объяснять. Простите, я не слишком громко говорю, горло болит. Знаете, с заседания в заседание прокурор, с позволения сказать, подает один и тот же копипаст. Он даже запрос не переписывает”, – заявил Антоненко и сел обратно на скамью, закрыв глаза. Так он просидел почти все время до объявления решения.

На копирование рисков жаловались и другие фигуранты дела. Опять апеллировали к характеристикам, авторитету в обществе и тому подобное. Удивлялись, почему прокуратура считает, что могут быть другие правонарушения.

– За моей подзащитной, Яной Дугарь, почти год наблюдали. Этот факт внесен в Единый реестр досудебных расследований, материалы мы потом привлечем. И если бы какие-то риски нарушения условий меры были – я уверен, что обвинение бы это уже десять раз зафиксировало, – заявил адвокат Дугарь Денис Ломанов.

– А может это другое уголовное дело, другие обстоятельства, по которым были эти негласные следственно-розыскные действия (НСРД)? – уточнила судья Голуб.

– Мы обнаружили устройство в помещении, вызвали оперативников, которые установили, что на аппаратуре была маркировка Службы безопасности Украины, – пояснил Ломанов.

– А какое отношение имеет СБУ к нашему делу? Может речь идет о тяжком преступлении, в котором дали разрешение на НСРД. Это только ваши предположения, давайте не тратить время, – повысила голос Голуб.

– В томе 36, который приобщил прокурор, данные о НСРД. И я знала, что за мной следят именно по этому делу. Я делаю такой вывод, потому что видела материалы. И искала это устройство и таки нашла. Если было бы другое производство – мне бы уже объявили подозрение – пояснила Дугарь.

Слово перешло к представителю пострадавших. Госпожа Мельник заявила, что оставляет этот вопрос на усмотрение суда, но отметила, что в свое время Дугарь якобы скрыла от Вооруженных сил информацию о своем замужестве с гражданином Сирии (с 31 декабря 2020 года они официально разведены – ред.) и дает информацию только о своих родителях. Поэтому, предполагает Мельник, Дугарь может быть не совсем искренней и со следствием.

“Я не хочу быть Понтием Пилатом, но исхожу из документов … С 31.05.2015 Дугарь была замужем. И когда она через год шла в Вооруженные силы – не указала эту информацию. Она указала только своих родителей. Поэтому я прошу суд исследовать этот момент и дать ему оценку. Также прошу принять меры по Антоненко, если он нуждается в лечении. В целом по Павлу Шеремету – у меня вопрос к журналистам. Вы защищены? Я не говорю, что Антоненко, Дугарь или Кузьменко виноваты, нет. Но если не дай Бог что-то случится с журналистами, а оно происходит, доведет государство дело до конца?” – завершила Мельник.

Суд после этого удалился в совещательную комнату. На часах было около 18:00.

Полузакрытое заседание

Все время, пока в зале заседаний шли дебаты, у входа в Шевченковский райсуд стояло несколько десятков человек: родственников, друзей и рядовых активистов, которые пришли поддержать официальных обвиняемых по делу. Часть из них попыталась попасть внутрь, однако судебная охрана заблокировала их неподалеку входа, у рамок металлоискателей. Группа депутатов, которые пытались взять Антоненко на поруки, смогли добраться до дверей зала, однако внутрь их так и не пропустили: ни во время заседания, ни во время перерыва.

“Вы не имеете права препятствовать” – возмущались депутаты.

“Судебное заседание закрытое, вы не можете там находиться”, – отвечала судебная охрана.

“Если судебное заседание закрыто – то там и журналистов не должно быть. Потому что есть закон, который устанавливает правила работы суда. И о закрытых судебных заседаниях тоже. Там нет исключений для журналистов”, – вступали депутаты в полемику с охраной.

“Судья приняла такое решение. Пока оно не обжаловано – оно для вас закон”, – отрезал судебный охранник.

“У нас до сих пор действует постановление суда о закрытых судебных заседаниях. Однако мы понимаем, если бы это была правда – в зал бы пускали только участников процесса. Закрытое заседание для того и закрытое, чтобы лишние подробности, озвученные на публику, не помешали потерпевшим или обвиняемым. В нашем случае заседания проходят в “закрытом” режиме по решению судьи. Однако туда пускают журналистов (мы не против) и пускали полицию. И это уже не справедливо. Потому что родственники обвиняемых не могут увидеть своих родных, а полиция может попасть в зал суда свободно”, – объясняет #Буквам адвокат Кулик.

“За сегодня мы исследовали только первый том дела, осталось еще 25. Причем один из них, когда была стадия открытия доказательств, нам прокуратура не показала. А там были протоколы негласных следственных действий. И мы его только недавно увидели. В то же время в материалах дела, которое прокуратура подала в суд, нет англоязычного текста экспертизы Бирча. Мы предположили, что если существует украиноязычный документ, а Бирч не владеет украинским, то должен быть и англоязычный. Мы просили предоставить к нему доступ. Но нам отказали. Более того, нам не дали доступа к документам о том, каким образом заказывали эту экспертизу, кто ее оплачивал, кто занимался переводом, кого к этой работе привлекли. Повторюсь: в тех материалах, которые подали в Шевченковский суд, этой информации нет”, – добавил Кулик.

Пока мы общались, представитель потерпевших оделась, закинула сумку на плечо и ушла, не дождавшись результатов относительно меры.

“Относительно развода все просто. Когда ты идешь в ВСУ, то составляется автобиография, в двух экземплярах. И там можно указывать, а можно не указывать семейное положение. Представитель пострадавших не имела права озвучивать информацию о моих родителях. Сказала, что не указано, что я замужем. Хотя обвинение имеет свидетельство о браке. Почему я не указала это в автобиографии? Потому что около четырех лет я с мужем не общалась, не поддерживала с ним контактов ни по телефону, ни в соцсетях. И с 31 декабря 2020 мы разведены”, – объяснила в комментарии #Буквам Дугарь.

Пока суд был в совещательной комнате, адвокаты показывали Антоненко, что происходит на улице и в холле суда с телефонов. Он даже успел перекинуться парой фраз со своими знакомыми. Но не больше. Суд вернулся из совещательной комнаты после 20:00. И поскольку полный текст решения “требует времени для подготовки”, огласил лишь резолютивную часть: ходатайство прокурора удовлетворить. Продлить действие мер до 2 апреля.

“Позор! Аваков черт! Судьи! Помните! Власть не вечна!” – неслось из холла суда.