Когда руководитель пресс-службы Евромайдана, в начале прошлого года Святослав Юраш удивил многочисленных друзей из активистской среды решением присоединиться к команде Владимира Зеленского. На том этапе месседжи Зеленского-кандидата содержали больше шуток, чем конкретики. Еще почти ничего не было известно ни о его команде, ни о планах на президентском посту. Юраша это не остановило.
В начале этого года Святослав, теперь уже народный депутат от фракции “Слуга народа”, удивил знакомых еще раз. Самый молодой парламентарий в современной истории Украины — ему всего лишь 23 – стал инициатором консервативного межфракционного объединения “Ценности. Достоинство. Семья “.
Когда он был другим. “В молодости прошел через все стадии деконструктивистские глупости, релятивистские банальности и другие деструктивные фривольности”, пишет Юраш в фейсбук посте о создании объединения. Но теперь он готов “приумножить, защитить и укрепить вечное определение семьи, достойного жизненного выбора и ценностей которые помогают прожить жизнь, достойную истории”.
Что такое “деконструктивистские глупости” и “достойный жизненный выбор”? Что и как изменило депутата? Как воспринимает 5000 в основном негативных комментариев под фейсбучным постом? Чем он привлек в межфракционное объединение еще более 250 депутатов? И какими конкретными шагами они будут подтверждать эти красивые лозунги? Достаточно вопросов, чтобы пригласить Юраша на интервью.
Депутат вернулся из Давоса, провел день с женой и несколько месячным сыном – и встретился с нами в кафе. Во время разговора его ладони постоянно в движении: то сжимает их, то касается кольца, то перебирает пальцами салфетку. Как человек, который волнуется. Или хочет много сказать.
– Если вы успели заглянуть в комментарии в своем фейсбуке – могли увидеть там немало интересных утверждений относительно вашего нового межфракционного объединения.
– Конечно. Я бы сказал слово “истерика”.
– “Скрепы”, “консерватор”, “мракобесие”, “средневековье” и так далее. У меня нет желания критиковать вашу позицию, зато хочется понять как ее в деталях, так и путь к ней. Первый вопрос базовый. Что такое семья?
– В Украине есть несколько определений семьи — социальное, историческое и конституционное. Все они, по сути, совпадают: семья это муж и жена, которые вместе соединяются, чтобы строить нечто большее, чем то, чем они являются в одиночку. Но, прежде всего — это следующее поколение. Взрослые должны давать ему все, что могут, и готовить к большой жизни впереди.
(Примечание “Букв”: Определения семьи в украинской Конституции нет. Есть упоминание о браке, представленное в такой формулировке: “Брак основывается на добровольном согласии женщины и мужчины. Каждый из супругов имеет равные права и обязанности в браке и семье”.)
Эта украинская семья имеет много преград перед собой. Есть драматические проблемы с алкоголизмом, с сиротами, с разводами. Также и все те, кто старается перерисовать дефиницию семьи во имя политической моды. Но человечество уже прошло все итерации, вариации семьи. Уже были и гаремы, и полигамии. К счастью, в прогрессе нашей цивилизации человечество пришло к формуле “союз мужчины и женщины”.
– Ну, часть человечества.
– Мы считаем результатом прогресса именно такую формулировку. Семья – это там, где есть муж, есть жена, есть дети.
– Этот результат прогресса цивилизации не ограждает от, например, измен или домашнего насилия. Более того, в прошлом, которое ценят консерваторы, этого насилия бывало побольше, чем сейчас. Оно просто не отражалось как таковое.
– Конечно. Люди в принципе неидеальны. Но общество и политики как люди, которые его представляют, должны стимулировать здоровый, правильный вектор развития. Чтобы названые вами ужасные явления уменьшались, а не увеличивались.
Мы не уничтожим их полностью. Например, есть понимание, что убийство это плохо, есть запрет на убийства — но они все равно происходят. Однако осознание высокой цены, которую человек заплатит за убийство, снижает вероятность его совершения. Так и здесь — надо стимулировать те явления в обществе, которые по статистике, по истории и в реальности дают лучший результат.
– Что дает лучший результат?
– Я опираюсь на американскую статистику, где мы видим, что самыми счастливыми и даже наиболее сексуально удовлетворенными являются гетеросексуальные пары с детьми.
(Примечание “Букв”: исследований много, и несмотря на широкий спектр их результатов утверждение, что именно гетеросексуальные пары с детьми явля.тся самыми счастливыми или самыми удовлетворенными, найти не удалось. Например, результаты опроса, проведенного на платформе одного из самых популярных в США сервисов знакомств eHarmony свидетельствуют , что счастью в паре больше способствуют равный уровень дохода партнеров, их хорошее образование, проживание в одном помещении (более чем факт брака). Другое исследование – британское – свидетельствует, что самыми счастливыми в отношениях являются однополые бездетные пары, поскольку уделяют больше времени качественному общению между собой. Впрочем, гетеросексуальные пары с детьми, в том числе матери в них, имеют более высокий уровень удовлетворенности жизнью.)
– Говоря об украинской семье, вы вспоминаете о надлежащей роли церкви в ней. Что имеете в виду?
– Творцом и хранительницей брака в украинском обществе издавна была церковь – и есть большой резон в том, чтобы она вступала в разговор о том, чем брак должен быть. Мы отдаем иституции, которая постоянно о браке говорит, брак дает и брак поддерживает, свое право это делать.
В советское время сначала пытались уничтожить само понятие брака (то, что очень многие постмодернисты стараются сделать сейчас), а затем монополизировали этот институт государством, чтобы всячески контролировать этот процесс – и использовать как инструмент влияния. Это уменьшило цену и вес брака в жизни людей, и я считаю, что надо переосмыслить роль в понятии брака как государства, так и церкви.
– Неужели государственная или церковная процедура автоматически создает семью? Неужели церковная церемония превращает людей в нечто иное, чем они сами между собой договорились?
– Объясню. У меня был брак и в ЗАГСе, и венчание . В первом случае и процедура, и речь той дамы, которая документирует брак – она квазицерковная. Она последовала венчанию – но гораздо беднее, банальнее и с постоянным напоминанием, что мы “ячейка общества”. Такова была цель Советского Союза: забрать вечность, перед которой венчание создает союз – и поставить на ее место государство, которое может отменить, убрать, разделить и так далее. Но само венчание дает сильное ощущение того, что семья является единением с кем-то ради чего-то большего.
– Я немного о другом. Есть понятие гражданского брака. Существуют союзы людей, которые они вообще не склонны так называть – но между ними есть и взаимопонимание, и взаимная ответственность, и любовь. Почему вы считаете именно церковь звеном, которое может снять многие проблемы?
– Я просто говорю, что понятие церковного брака имеет больше веса, чем государственный подход к этой теме. А о случаях, когда люди живут вместе, не женятся и так далее — все это имеет право на существование. В страшном сне я не хочу представлять запрет того, чтобы люди жили вместе или называли свой союз так, как хотят. Для себя я понимаю пользу объединения во имя чего-то высшего и лучшего, чем являются, прежде всего, дети. Об этом и говорю. Но я не слеп к реальности и существованию всевозможных вариаций. Вопрос не в вариациях – а в том, что общество должно видеть в качестве основы, в пользу чего делать выбор, чему способствовать.
Мы сейчас о мировоззренческих вещах говорим, но внимание нашего межфракционного объединения будет касаться конкретных прикладных вопросов. Например, проблемы многочисленных украинских детей, которые оказываются без родителей. Государство должно способствовать, чтобы каждый ребенок в Украине имел семью.
А самая первая наша инициатива будет касаться проституции. Потому что нынешняя украинская система, которая якобы запрещает проституцию, показывает все, кроме результативности. Когда друзья иностранцы рассказывают мне, что на Крещатике есть квартиры, у которых стоят полицейские, а внутри их — бордель, я понимаю, что эта система лицемерна без границ. Мы предлагаем взять за основу шведскую модель, в которой уголовным преступлением является факт покупки секса, не продажи этой услуги. Она показывает результаты. Можно ли ее воплотить в этом же виде в Украине? Не уверен, надо вести переговоры, чтобы уберечься от ошибок, о которых часто рационально говорят наши оппоненты. Но дискуссию мы начали. Проституция является, по сути, торговлей людьми – а с этим надо бороться.
(Примечание “Букв”: шведский “Закон против насилия над женщинами” в 1999 году стал первым в мире случаем, когда незаконным признавался факт покупки сексуальных услуг, а не их предоставления. Уличной проституции – по крайней мере, внешних ее проявлений – с тех пор в Швеции стало меньше. На сегодняшний день “шведскую модель” адаптировали для себя также Норвегия, Исландия, Франция, Ирландия и Израиль.)
Что касается других приоритетов. То, что всех нас объединяет — это тема образования. Школа, кроме предоставления базовых знаний, должна также готовить к взрослой жизни. Этого в Украине не происходит часто, окончив школу, человек не в курсе многих аспектов человеческих взаимоотношений: что там может произойти, какие риски существуют. Предмет, который расставлял бы здесь точки над “і” – или, по крайней мере, давал бы больше информации по вопросам, которые возникают у молодых людей (у меня точно возникали), просто необходим. Сейчас у нас есть предмет “Основы семьи”. Но в учебнике там не все идеально. Должен ли этот предмет улучшиться и расшириться? Думаю, да. И в ближайшее время мы будем вести с министром образования диалог на эту тему.
– В какую именно сторону вы хотели бы изменить этот курс?
– Там много моментов. Главная цель – помочь людям избежать тех многочисленных проблем и, порой, трагедий, которые возникают в молодом возрасте. Показать, артикулировать то, к чему стоит стремиться.
– Название предмета вам нравится?
– Оно уже есть. Но, да, оно правильно артикулирует вопрос. Если мы говорим о том, что всю эту длинную штуку “жизнь” лучше прожить одному – это универсальный факт, что все преграды и проблемы в жизни лучше проходить с кем-то. Лучше формировать союз, а не оставаться самому: об этом говорит литература с античных времен и доныне. А то, как лучше создать этот союз так, чтобы другой человек тоже хотел в нем находиться — это очень полезный урок жизненный.
Не я формулировал этот курс. Политики, которые направляют педагогический подход — это не правильно. А когда политики поднимают тему, организуют диалог и подают кофе, чтобы все поговорили — это правильно.
– Я лишь надеюсь, вы оставите детям опцию не создавать семью, если они этого не захотят.
– Менять Конституцию Украины, чтобы человек не имел права быть один, не имею желания ни малейшего. Человек в Украине является свободным и может делать, что пожелает. А политики для того и существуют, чтобы говорить о подходе, который имеет большую вероятность дать вам счастье, достаток, возможности и так далее.
– Семья как институт не исключает существования в его рамках унижения человеком женщины или женщиной мужчины ...
– К сожалению.
– … издевательство над детьми и нездоровую психическую атмосферу, которая существует в очень многих семьях …
– К сожалению.
– Я знаю немало семей, где есть ссоры, разочарование людей в себе или других, где друг другу подрезают крылья и не дают развиваться полноценно, не учитывают потребностей друг друга. Как предлагаете лечить эти внутрисемейные травмы?
– Я почему поднимаю вопрос церкви в этом контексте? Потому что первым местом, куда в подобных историях пары шли за советом и чтобы рассказать обо всей этой драме, была церковь. Также одной из церковных причин для развода были все эти названные вами явления. Поэтому надо не забывать, что одними из центральных mental health providers, тех, кто обеспечивает психическое здоровье в Украине, в первую очередь, были церкви. Не надо забывать об их пользе и роли.
Глобально же надо иметь в виду, что по всей этой теме у нас и законы есть. Просто не выполняются слишком часто. И наша задача как парламентариев – активно давить на органы, которые обязаны это делать.
Нам надо сделать так, чтобы в украинской семье были защищены все ее члены и имели возможность быть в том, чем брак должен быть.
– Значит, церковь может быть медиатором решения семейных проблем?
– Церковь уже является медиатором. Не всегда успешным, не всегда идеальным — но она уже занимает доминирующую позицию в дискуссии о взаимоотношениях двух людей. Если дать ей большую, лучшую возможность это делать — может быть, эта уникальная функция, которую церковь сейчас имеет, будет выполняться еще лучше.
– А чем плохи, например, семейные психологи?
– Я не говорю, что это плохо – особенно, если ты живешь в Калифорнии.
– У нас они тоже есть.
– Понимаю. Но я не об этом. Это массовое явление там, а в нашей ситуации – надо смотреть …
– Вы могли бы немного рассказать о себе в 20 лет? Говорили, что это был определенный дрейф от едва ли не противоположных убеждений?
– Абсолютно противоположных убеждений.
– Что вы сейчас отрицаете из того, что исповедовали раньше?
– Смотрите. Для меня переломным моментом был Майдан. Потому что я до этого момента учился в парадигме, что история закончилась. И что есть какая дефиниция прогресса, но к ней мы идем — кто-то криво, а кто-то прямо. И когда-то все доберемся до того идеала, который нам праволиберальные, или на самом деле постмодернистские спикеры, рисуют. Когда я был во Львове, я восстал против своей реальности и отвергал все, что она мне предлагала. Для меня Майдан начал путь, в котором я смог переоценить свою жизнь. Где-то примерно в 20 лет, немножко перед этим. Я подумал о векторе личностном также. О взаимоотношениях, которые у меня на этот момент были. Насколько то, что я строил, было пустым. И насколько оно нуждалось в этих обязательствах и этой ответственности, которые каждый человек должен иметь в отношениях. И признавать их и закреплять.
– Вы сейчас говорите об общественном или о личном?
– Личном. И в этом личном поиске смысла я посмотрел на все, что у меня перед этим было, и как я, рассказывая глубинную философию, оправдывал просто банальную вещь — страх перед ответственностью. Той, которая также требует стать лучше, стать увереннее. Тогда я начал свой путь к семье, и как раз во взаимоотношениях со своей нынешней женой я смог построить эту семью. И увидеть, насколько эта жизнь является многограннее, насколько оно более полная, насколько она показывает и воспитывает тебя лучше.
– Вопрос, связанный с личным опытом. Несколько лет назад я переехал во Львов, перед тем считая, что свойственная Галичине религиозность и большее уважение к традициям положительно влияют на людей как таковых. Что они ответственны, честны, имеют больше уважения и тепла друг к другу. И, да, действительно, люди во Львове ходят в церковь гораздо более массово, чем здесь, в столице. Действительно, сила семьи — даже не семьи, а широкой семьи из условных полсотни людей — там значительно больше, чем в родных мне Киеве или Херсонщине. Но, несмотря на это, среди людей, которые крестятся, проезжая в маршрутке мимо церкви, достаточно хамов. Во Львове я видел грубости не меньше, чем в Киеве. Также, по статистике, Львовщина не является никаким Пьемонтом антикоррупционным, хоть заповедь говорит не воровать. И многочисленные празднования всей семьей не спасают от случаев, когда сын не беспокоится о матери. Ни церемониал, ни религиозность не является залогом добродетели. При этом они являются фактором сдерживания свободы. Подавление личного выбора, потому что “принято иначе”. Устыжение парней или девушек, которые до 25 сих пор не поженились. Почему малознакомым людям до этого есть дело. Почему вы так на это все полагаетесь?
– Когда-то я был подростком и рос во Львове, и сам восстал против этого всего. И только со временем – после Майдана, войны, после всего, что увидел в личной жизни – я понял, что на самом деле смысл имеет то, что мне рассказывали, когда я был маленьким. Нет, это не дает гарантию, что мы сразу же будем идеальны. Это означает, что ставим себе определенный маяк и плывем к нему. И, если мы пройдем эти рифы жизненные – может быть, доберемся до гавани, в которой действительно это приятно – хорошей, счастливой, богатой жизни, которую дает объединение мужчины и женщины.
– Но вы не отвергаете, что гомосексуальная пара, которая оформила брак (если живет за границей), или просто живет вместе (в Украине она не может оформить брак) – не менее счастлива чем гетеросексуальные пары?
– Я счастье людей подвергать сомнению не буду. Я лишь говорю, что если мы говорим о вопросах различных людей нетрадиционной ориентации – это не то, чем занимается наше МФО. Я надеюсь, что в парламенте будут объединения парламентариев по всем вопросам. Наше МФО касается украинской семьи. И в рамках конституционного определения, и по этой семье и тем проблемам, о которых мы говорили – мы и будем работать.
Суть консерватизма в том, что ты не боишься сказать: есть определенная иерархия выбора. Какие-то варианты хуже, а какие-то – лучше.
– Для всех?
– Нет, не втягивайте меня в тоталитаризм. Просто мы осмеливаемся выражать эти вещи. Говорить, что есть вечные ценности, которые объединяют все эпохи. Которые передаются в сказках, библиях, историях. И мы можем не набивать те же шишки, а учиться на ошибках предков.
– Спасибо. Больше не буду мучить вас вопросами семьи.
– Это не мучает меня, это мне приятно.
– Хорошо, тогда еще один. Повлияло ли на Вашу нынешнюю позицию – и, возможно, на создание этого МФО – Ваше общение с отцом?
(Примечание “Букв” Андрей Юраш, отец Святослава, при президентстве Петра Порошенко возглавлял Департамент по делам религий и национальностей Министерства культуры, активно работал над получением Православной церковью Украины томоса об автокефалии.)
– Нет. Моя позиция консервативнее чем у отца.
– К Вашему опыту как самого молодого в истории Украины народного депутата. Насколько Вам сейчас комфортно в парламенте и такой разношерстной фракции?
– Посмотрите на страну, которую считают примером демократии – Америку. Возьмем одну из двух ее национальных партий – например, Демократическую. В ней есть bulldogs, консерваторы так называемые – и the squad, максимально постмодернистская сторона вопроса. Так же и партия “Слуга народа” объединила всю страну. Поэтому, конечно, там есть разные мнения. На заседаниях фракции у нас хватает активных и страстных споров относительно всего и вся. Однако в зале мы объединяемся, потому что фундаментальное желание у нас одно: Украина наконец должна реализовать свой потенциал. Который является феноменальным.
– Если спросить у ОПЗЖ, у них точно такая же цель.
– Вы же понимаете, что если мы говорим о выборах – кто-то едет во Львов, кто-то в Киев, кто в Запорожье. Есть определенные маркеры. Вот и все.
Сейчас мы впервые в истории имеем унифицированную власть, первый в истории шанс все изменить. Что и будем делать.
– Эта фраза была максимально уместной и оптимистичной, скажем, восемь месяцев назад. Сейчас оптимизм сохраняется?
– Для меня, если я смотрю на результаты голосований в парламенте – я абсолютно вижу, что, несмотря на все разногласия, единство есть. И эксперты, наконец, получили шанс реализовать свои давние идеи. Все это убеждает меня, что впереди у нас что-то очень хорошее.
– Очень хороший плюс, скажем так, контраверсионные Дубинский или Бужанский. Плюс заявления Давида Арахамии о том, что ЕС – не совсем то, что нам нужно. Плюс министр здравоохранения Зоряна Скалецкая, которая вызывает в отношении себя немало критики от людей, авторитетных в медицинской среде.
– Бужанский и Дубинский – это люди, которые на фракции постоянно озвучивают свою позицию, их аргументы можно услышать. Больше вопросов к тем людям, которые молчат, а потом странно голосуют. А эти просто оппонируют так – громко.
– Можно ли повлиять на их мнение?
– Да. Я видел, как их позиция эволюционировала. Они получали больше фактов, и их точка зрения менялась. Ну и еще, многие вопросы, которые они поднимают – действительно резонные. Их глазом можно увидеть нюансы, которых я своим не увижу.
Относительно заявления Арахамия – никаких вопросов интеграции Украины с Евросоюзом нет. Заявление касалось того, что в этом процессе мы должны учитывать не только пожелания ЕС, но и свои интересы.
– Скалецкая?
– Я пока вижу только, что один лагерь, ее атакует. Этот лагерь видит на этой позиции только одного человека – Ульяну Супрун – при том, что к концу своего пребывания на этой должности она имела впечатляющий антирейтинг.
– Вас устраивают процессы, которые сейчас происходят в МОЗе?
– Мы общаемся с коллегами о реформе. Там началось много правильных процессов. Господин Радуцкий артикулирует профильному комитету все так, что комитет активно его предложения поддерживает. Не все, не идеально – но поддерживает.
– Вопрос о Зеленском. Насколько бы вы готовы были бы работать в частной или общественной организации, если ее руководитель довольно часто ездил в не слишком предсказуемые зарубежные отпуска и прислушивался к мнению помощника с неоднозначной репутацией? И роль этого помощника была бы до неопределенности широкой?
– Здесь много вопросов вы задеваете. Прежде всего, в нашей Конституции есть ограничение в отношении всех ветвей власти. Оно очень на коленке сделано … [Юраш почему-то начинает критиковать украинскую конституцию, противоречия в которой, по его словам, были среди причин украинских революций. Потом радуется тому, что власть сейчас в руках одной политической силы.] … и я надеюсь, что за 5 лет мы сможем не на столбах висеть – а радоваться, что наши дети выберут не выезжать из страны.
– Немного переформулирую вопрос. Стиль управления государством господином Зеленским вас устраивает?
– Господин Зеленский работает в системе, где государство получило президента с феноменальным результатом. Государство получило и парламент с феноменальным результатом. Поэтому имеем Кабмин, предложенный парламентом и президентом – и созданный, чтобы была в Украине впервые во власти не какофония, а концерт. Именно поэтому Зеленский как создатель этого шанса и чувствует легкость взаимодействия со всеми ветвями власти. И для меня не странно, что он не спорит с премьер-министром, как в предыдущей власти, что он не торгуется с парламентом, чтобы протянуть какой-то лоббистский закон. Он открыто, вместе с нами всеми формирует будущее этой страны. Это прекрасно. И то, что он иногда берет каких-то людей и дает им возможность почувствовать, что их грехи коррупционные имеют цену – тоже правильно. Я очень рад, что в нашей стране есть ответственность, еще и публичная, для тех людей, которые наделали зла нашему государству.
– Хорошо. Не буду употреблять слово “зло” в контексте Андрея Богдана – назовем это “противоречия”. В подходах к работе, например, в заявлениях по проплаченности митингов. Они звучали уже тогда, когда Богдан был в должности. Как быть с этим?
– Господин Богдан является человеком, который был в системе. Которого система пережевала, выплюнула – и поэтому он очень на нее зол. Поэтому он может систему изменить: он ее знает. Поэтому господин Богдан очень полезен. Более того, я вижу, как регулярно господин Богдан делает замечательные вещи. Ужасно — но замечательные вещи. Так что моя позиция по Богдану нюансирована. На банальности, в которые вдаются многочисленные игроки, желая иметь Иисуса Христа и 12 апостолов в украинском правительстве, я не согласен.
И вообще, Богдан возглавляет Офис президента. Эта позиция всю историю Украины имела одну конкретную роль. Прежде всего — переговоры с крупными группами влияния в нашем государстве. То есть, олигархами. Я считаю, что со стилем господина Богдана, с его отношением это как раз очень правильное место для него. Он в этот вектор прекрасно вписывается.
– Как Вы сейчас видите себя в 30 лет?
– Я предпочел бы быть счастливым отцом с парой детей уже, которые могут всем сказать о своей жизни, что им за нее не стыдно. Эти точки я точно представляю. Все остальное – под вопросом. В политике ты сегодня там, завтра здесь. Однажды говоришь с Семейным конгрессом, который тебя поддерживает – а в другой Борислав Береза рассказывает о тебе белиберду в своих соцсетях. Это постоянное землетрясение. Поэтому я стараюсь строить политику именно на стабильных, вечных, фундаментальных вопросах, чтобы не иметь этого постоянного перескакивания, как мои многочисленные постмодернистские друзья.
– Политика точно Ваш мир?
– Решать, мой это мир или нет, будут украинские избиратели.
