Сегодня суд, вам будут избирать меру пресечения. Вы знаете, что вам грозит и в чем вас подозревают? Я видел, что там, кроме хулиганки, есть еще одна статья…
Статья, которую мне инкриминируют (ч. 4 ст. 296 Уголовного кодекса – ред.), звучит следующим образом: особая дерзость и грубое неуважение к обществу. На самом деле грубое неуважение к обществу – это когда человек, сидящий в кресле президента, не реагирует на акцию, где собирается более 10 тыс. человек. Мне инкриминируют хулиганство группой лиц с заранее заготовленными предметами и нанесение телесных повреждений. На самом деле то, что мы видели у Геращенко (заместитель министра внутренних дел Антон Геращенко – ред.), и то, что я читал у себя в подозрении: я зажег файер, и после этого люди поняли, что как раз время делать хулиганские действия. Понятия не имею, с какого времени файер стал предметом для нанесения телесных повреждений. И я не знаю, кому нанесли телесные повреждения. Это относительно моего подозрения. Относительно подозрений ребятам, у которых также будет сегодня суд, там еще статья за порчу имуществу (ст. 194 Уголовного кодекса – ред.).
После событий 20 марта были много критики, что митинг был радикальный, не мирный.
Перед этим был большой митинг, на который пришло до 10 тысяч человек. Мы читали в интернете, что митинг был “слишком мирный”, что людям надоело просто ходить по улице, мы не белорусы (речь идет о белорусских протестующих, которые призвали мирно митинговать против режима самопровозглашенного президента Лукашенко – ред.), что у нас не акция “зажги фонарики” и тому подобное. Митинг не понравился, президент на него не отреагировал. 20 марта, в день рождения Сергея Стерненко, также состоялся митинг. Абсолютно мирный. Это был перформанс, который заставил президента, Офис президента, мусоров (полицию – ред.) реагировать. Поэтому, считаю, что эта акция была эффективной, эта акция была мирная, никто не пострадал, кроме людей, которых били под Печерским райотделом полиции (после акции полиция задержала одного из ее участников – Влада Сорда, которого к райотделу приехали поддержать митингующие – ред) .
У вас был план разрисовывать Офис президента?
Нет. Но, я думаю, все привыкли, что под Генпрокуратурой, под МВД очень часто появляются надписи на асфальте. Но на этот раз люди решили написать сразу президенту, на здании, и я их не осуждаю.
Обычно во время массовых акций полиция пытается коммуницировать с организаторами. Была ли у вас коммуникация с полицией?
Конечно, полиция постоянно пыталась выходить на контакт. Но чего хочет полиция? Полиция хочет, чтобы мы пришли, постояли, разошлись. Чтобы никакой активности не было. Чтобы они потом могли прийти к президенту и сказать: “Мы все порешали. Ничего не будет. Мы этот протест сольем, у нас это получится”.
МВД заявляло, что среди организаторов акции был президент Петр Порошенко. Вообще, кто был организатором акции и были ли политические партии?
Политических партий не было. Если Порошенко участвовал в организации, тем более об этом заявлял замминистра МВД Геращенко, то почему нет подозрения? Почему у нас, протестующих, есть подозрения, а у Порошенко нет? Хорошо, если бы он (Геращенко) был обычным гражданином, он мог сказать: “Я думаю, мне кажется… Пока я ел борщ, посмотрел телевизор, и мне показалось, что это Порошенко на митинге”. Хорошо. Он бы имел право на такие слова. Но он – замминистра МВД. Вообще какое право он имеет нас объявить преступниками у себя в Facebook, пока нет решения суда? Уже была такая ситуация по Антоненко, когда Аваков говорил: “Мы задержали преступников”. То есть у нас мусора сначала тебя в чем-то обвинят, а затем пытаются пришить к делу “доказательства”. А потом Аваков говорит, что то же дело Шеремета ему надо завершить, и именно это его держит в должности. В результате за решеткой невинные люди. Сейчас такая же ситуация. Нам вручили подозрение и теперь думают, что с ним делать.
Какое это у вас подозрение в целом?
Третье.
Вы в свое время участвовали в акциях против незаконных застроек в Киеве, и там тоже были обвинения, подозрения.
У меня до сих пор идут эти суды. И что интересно, там есть пострадавшие полицейские, которые на заседания не являются. Суть уголовных дел, которые в отношении меня были: первое – это события на Святошино. Когда титушки били людей, которые протестовали против многоэтажки на месте детского сада. Мы тогда пытались защитить протестующих. Кажется, это 2016 год. Строительством занимался “Киевгорстрой”. Меня обвинили в том, что во время тех событий я хотел напасть на Крищенко (Андрей Крищенко – глава управления Нацполиции Киева, заместитель главы Нацполиции – ред.). Это дело в суде не продвигается. Второе дело интересно тем, что у меня там обвинение по ч. 4 ст. 296 – то есть такая же “хулиганка”, как и за события на Банковой.
Но в этой истории следователи пишут, что я организовал какие-то хулиганские действия. Однако свидетелей, которые сказали бы, что я раздавал какие-то указания или что-то организовывал, в деле нет. Эта история касается озер на Осокорках, если помните. Их пытались засыпать и возвести на их месте многоэтажки. Когда местные жители вышли на протест – против них вышли титушки с арматурой, началась драка. Мы пытались защитить протестующих. И за это нас обвинили в хулиганстве. Застройку, кстати, остановили. А потом банк “Аркада”, который пытался там строить, обанкротился. Самое интересное, что в этой истории появился Антон Геращенко, который сказал, что на этих озерах построят дома для работников полиции. Интересно, потом это жилье будут продавать, как обычное, коммерческое? А такое уже было, кстати.
Что заставляло вас выходить на протесты против незаконных застроек?
Я киевлянин. Я здесь родился. Очень неприятно, что уничтожаются скверы в центре Киева, что уничтожаются исторические здания и так далее. Также, например, на Позняках, где я вырос, уничтожают озера ради многоэтажек. Меня возмущает, что хотят уничтожить музей на Почтовой площади, там, где нашли старинную улицу. И это ради очередного торгового центра. Зачем? Неподалеку Золотых ворот есть сквер Нарбута, который в охранной зоне Софии Киевской. И здесь Василий Хмельницкий вместе с Лесыком Довгим хотят построить отель. Мы также стараемся этому помешать.
Часть представителей правых движений якобы не ходит на ваши митинги из-за того, что они слишком либеральные.
Кто решает, кто правый, кто левый? Мне очень интересно. Если все решают КГБшники, которые приехали к нам из России, то извините, пусть едут к себе в Россию и там будут правыми. Или в Беларусь едут и покажут нам, как надо протестовать. Я украинский националист, и если кому-то наши митинги слишком либеральные, то не ходите, а сидите дома. Или идите работайте титушками, охраняйте застройки.
Хотел спросить о “Национальном корпусе”.
А что спрашивать?
В свое время вы были главой киевской ячейки партии.
Да.
Из-за чего возник конфликт и почему вы оттуда ушли?
Часто читаю, что конфликт возник из-за Сергея Стерненко. На самом деле – нет. Я вышел еще до этого. У нас разошлись определенные взгляды по таким персонажам как Боцман. Я думаю, все его знают как Сергея Малюту, Коротких и еще много как его могут называть. Это белорусский КГБшник, который занимался в России разрушением националистических движений. И я убежден, что для этого он приехал в Украину. Из-за него я и вышел из партии. Позже произошел конфликт с Андреем Билецким. И здесь также свою роль, думаю, сыграли нашептывания от Боцмана. Лично мое мнение: Андрей (Билецкий – ред.) просто не хотел конкуренции в националистическом поле от Стерненко и таким образом пытался нас запугать.
Чем вы занимались во времена Майдана?
Мы с друзьями “захватывали” Дом профсоюзов. Я думаю, что сейчас Аваков может в подозрение и этот эпизод также добавить. Мы были первыми людьми, которые пришли валить Ленина. С первой попытки нам это не удалось, но тогда мусора пострадали, скажу честно. Не готов говорить, бил я их или нет – много времени прошло. Наши ребята были на Банковой 1 декабря.
А за 1 декабря какие-то подозрения были?
Нет. Тогда, конечно, мусора нас искали, но подозрения так и не выписали. Однако к моей маме начали приходить менты и рассказывать ей, что я “зачинщик” футбольных хулиганов, меня менты будут сажать в тюрьму. Из-за этого мне было опасно возвращаться домой, и в принципе все время Майдана я прожил в КГГА.
В 2014 году вы ушли на фронт.
Да, в составе добробата “Азов”.
Почему “Азов”? Почему на фронт, а не волонтерство?
В 2014 году, думаю, каждый мужчина, который мог и у кого не было проблем, должен был пойти воевать. По крайней мере, я себе это так представлял. Я искал добробат, в который можно пойти. Мне понравился “Азов” из-за того, что там уже были мои друзья. Я вступил в ряды добробата, а буквально через пару недель мы освободили Мариуполь. Затем освобождали Марьинку. Далее были попытки освободить Иловайск. Там получил ранение. После этого были бои под Гранитным. Некоторые операции… скажем так: по-разному было.
Иногда “Азов” критикуют за их действия на Востоке. В частности потому, что они якобы контролировали потоки контрабанды и якобы на этом зарабатывали.
Это ложь. Какие потоки? Мы охраняли Мариуполь. Какие туда потоки идут? Из того, что мне известно, то потоками занималась Служба безопасности, которая сидела на контрабанде в Донецке.
Вы говорили о друзьях, которые пошли вместе с вами на фронт.
Это друзья и по Майдану. Например, Игорь Маляр поехал вместе со мной. Назар Кравченко. Нас было достаточно много.
Поддерживаете ли вы сейчас контакты с фанатской средой?
Конечно. Сейчас там сложности в группе… Фанатская среда очень большая. Там очень разные конфликты: между собой, между различными партиями, между различными структурами, между различными идеологиями. Это очень глубокая тема, и я думаю, что о ней надо говорить отдельно, если вам интересно.
Возвращаясь к событиям 20 марта на Банковой и к Антону Геращенко. Он говорил, что на митинг пришли ультраправые организации, ультраправые националисты. Вы отнесли бы себя к ультраправым? Если да, то почему?
Нет, конечно. Ультра – вообще для меня приставка непонятная. Тем более, я не относил бы себя к каким-то радикально настроенным. У меня нет каких-то радикальных действий. Это раз. Два. Антон Геращенко сказал, что мы правые, потому что используем надпись А.С.А.B. Пожалуйста. Не знаю, почему ему про эту надпись до сих пор никто не объяснил. Они все там тупые, что ли? Эту аббревиатуру используют во многих странах, когда начинается беспредел полиции. Переводится как “Все копы – кретины”. И когда нас (участников протестов на Банковой – ред.) обвиняют в том, что мы против правоохранительных органов как таковых – это неправда. Я считаю, что у нас большой кризис реформы полиции и вообще людей, которые туда идут. Поэтому это нужно решать. И начинать с министра.
Чуть ли не каждый раз, когда проходят акции, к которым причастен “Гонор”, в соцсетях появляются рассказы о том, что вы фашисты. Постятся фотографии якобы с членами вашего движения, где они зигуют или, как пишут, “используют римское приветствие”.
Да нет. “Римское приветствие” я даже и не видел. О фашистах посты видел, да. Для некоторых это очень удобное объяснение. Потому что, когда мы выходим против чего-то протестовать, то очень удобно сказать: “Не обращайте на них внимания, это фашисты”. Мы это видели очень часто в российской пропаганде, что на Востоке воюют одни лишь фашисты, детей расчленяют и тому подобные выдумки.
Ваши оппоненты обвиняют вас из-за татуировок с паутиной, 14 88 и тому подобное.
Во-первых, это фанатские татуировки. Это история отдельная, и, повторюсь, если мы будем говорить о культуре вокруг футбола, я могу много деталей объяснять. Никакого нацизма, никакого фашизма у нас нет. Это фанатские татуировки. Нравятся они кому-то или нет. И большинство из них сделаны довольно давно – 8-10 лет назад.
В 2015 году был конфликт на НСК “Олимпийский”, когда произошла драка между фанатами “Динамо” и чернокожими болельщиками.
Мне очень не нравится ваша формулировка “произошла драка между фанатами и чернокожими фанатами”. Почему вы не говорите, когда между собой дерутся ультрасы, что произошла драка фанатов и белокожих фанатов? О чем мы говорим? Все знают, что блок “Родичів” – это футбольные хулиганы, которые бьются за свой клуб. Такова культура, традиция движения ультрас. И когда на секторе появляется человек с атрибутикой другого клуба – уже неважно, какой у тебя цвет кожи или национальность.
Фанатское перемирие до сих пор продолжается?
Смотря с кем. С теми, кто поддерживает Россию, – нет. Кто ездит в Россию драться – нет.
Кто сейчас ездит в Россию?
“Черноморец”, Одесса. Есть такое фанатское движение “Сегедка”. Вот они ездят.
Вы анонсировали следующие акции по Стерненко, Андрею Антоненко. Когда эти акции будут и чего на них ожидать?
Здесь очень много вариантов, на самом деле. Скажем, если Сергей выйдет на свободу, а президент скажет, что он за справедливость и сделает все, чтобы всякие Портновы не вмешивались в эти судебные дела – я вам гарантирую, что все будет спокойно. Люди, может, даже поблагодарят. Если этот беспредел будет продолжаться, если дальше будут появляться политзаключенные, то как минимум это снова может вылиться в дискуссию на стенах – лох президент или нет.
Антоненко на этой неделе снова оставили за решеткой. Какой будет реакция улицы?
На митинги в его поддержку ходили. К Генпрокуратуре в начале марта вышли более 10 тыс. человек. Никто не отреагировал. Думаю, надо быть креативными, надо продолжать бороться. Надеюсь, что мы Антоненко “отобьем” рано или поздно. Тем более, пока Андрей сидит в СИЗО, реальные убийцы на свободе. И они могут ходить по тем же улицам, что и мы.
